Так, клиент готов. Годунова мне особо уговаривать даже и не пришлось. После того как в период перестройки и прочей бомбежки демократией его вычистили из института океанологии, он периодически скучал. И когда он услышал про круиз на «ракете», он просто воспылал, прямо-таки возгорелся. В свое время он обплавал, нет, нет, он всегда на это обижался, мол, плавает говно в проруби, так вот, он обошел весь шарик. Чего-то там меряя градусником. Для космической отрасли. В данный исторический момент он охранял автостоянку с гаражами. Это претило его тонкой и чувствительной натуре кандидата физико-математических наук. А тут – пароход, по морям, по волнам, ностальгия, почти забытые улыбки молодости. Он прямо сразу сказал: еду. Сразу – это у него примерно через минуты четыре после моего вопроса. Это у него считается почти молниеносной реакцией на полет мысли.
Часа через два мы уже торчали на пристани. С больших пароходов после продолжительных экскурсий, типа до Астрахани и взад, с выражением брезгливой ленивости неторопливо вываливались пассажиры. Менты мирно сидели на лавочках и, сняв взопревшие фуражки, хохоча, жрали мороженое. Дети в праздничных панамках, зажав в кулачках ниточки воздушных шариков, истошно орали. Из динамиков им вторила подзабытая уже Маша Распутина. Изогнутые венецианские арки Речного вокзала звали в тень.
Интересно, вдруг вспомнил я. На часах этого самого вокзала периодически звонит колокол, перенесенный с разрушенного храма Христа Спасителя. А на шпиле торчит звезда со Спасской башни. Когда их в тридцатых годах в Кремле меняли на более современные, с рубиновой подсветкой, старую присобачили сюда. Вот же как все переколбасилось.
Пока я, задрав голову, думал о высоком, Годунов, по-шпионски рыскнув по сторонам, достал бутылку водки. Открыл, не морщась глотнул и широко улыбнулся. Я открыл рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, на что Андрей достал сопливчик, протер бородку и, растягивая гласные, отрапортовал:
– Ну-у, во-от, по-осмотри, «ра-акета» только через два-а ча-аса. Ближа-айшая.
Своей рыжеватой растерзанной бороденкой Андрюха мне сильно напоминал кого-то. Вспомнил. Автопортрет Ван Гога, ну, тот, когда он еще был в более-менее здравом рассудке, с обоими ушами. Но на грани. Когда доктор Гаше уже поджидал его со смирительной рубашкой за ближайшим углом.
Мы расстелили в парке попону, заботливо прихваченную Вероникой, и стали ждать своей «ракеты». Вероника радостно шлепнулась на подстилку, обнажая под юбчонкой здоровые и аппетитные ляжки. Андрюха пристроился рядом, доставая из сумки водку, пиво, пластиковую посуду. Девушка разворачивала помидоры с огурцами.
– Вы это, как ее, не разгоняйтесь особо, нам еще ехать, – как-то осторожно и нервно налил себе водки я.
– Фигня, фигня, – разливал уже по второй Андрей. – Вот, на-апример, футбо-ольный матч, длится девя-яносто минут, там за это время столько всего происходит! А здесь, за сто два-адцать минут, ну, два часа, мы что, не можем разда-авить, в процессе легкого о-ожидания, несча-астную бутылку водки?!
В подтверждение своих благородных намерений он помахал здоровенным сачком, который зачем-то приволок с собой. Подобные предметы обихода я наблюдал вчера по «Евроспорту», где куча здоровенных уродов в полной амуниции гоняла туда-сюда по псевдохоккейной площадке, стремясь такими же сачками закинуть мячик в ворота. Меня тогда поразила даже не тупость самой игры, ученое название которой я так и не запомнил, а то, что на трибунах присутствует толпа зрителей. И они чему-то радуются.
– Андрюх, а это-то зачем?!
– Дурак ты, Коль, это же подса-адок! – поразился он моей непонятливости. – Чтобы крупна-ая не ушла!
Я понимающе кивнул, дескать, раз так, совсем другое дело. Тем более он же потомок автора той классической книжки о рыбалке, а не я. Может, у него генетическая память на рыбную ловлю проснулась!
Я полулежал, воткнувшись спиной в какой-то зеленый саксаул, листал доктора Спока. Годунов, жадно вылизывая водяру из стакана, воодушевленно рассказывал Веронике о своих морских странствиях. В частности, как он, будучи на братской Кубе, покупал проституток за упаковку колготок. Это выглядело примерно так.
– Лю-юбе-е-езнейшая, значит, э-э, так, ну-у, вот и говорю, схо-одим мы с трапа. На причал. А та-ам! Их ви-иди-имо-не-ви-и-ди-имо. И все за пару колго-оток! Здо-орово, правда?
Вероника понимающе кивала. И отпивала понемножку пиво. Что она думала о судьбе своих заокеанских коллег с Острова свободы, мне страшно даже представить! Со стороны это напоминало рассказ старого, потрепанного жизнью бобра о нелегкой бобровой жизни еще не оперившемуся бобренку!
Водка закончилась ровно через четырнадцать минут после старта. Я засекал. Уже подходила к концу и очередная замечательная главка книжки Спока, с чудесной бредятиной. Типа: «Особой необходимости в частом купании нет. В прохладную погоду достаточно купать ребенка один или два раза в неделю, при условии что лицо и нижняя часть туловища содержатся в чистоте, то есть обмываются в те дни, когда ребенка не купают. Кроме того, он скользкий, когда намылен».
После слова «намылен», которое случайно произнес вслух, я внимательно посмотрел на Веронику. Какая же она аппетитная намыленная, наверное… Я хлюпнул, то ли от избытка слюноотделения, то ли от широты полета чувств. Андрюха же принял мои шмыганья за сигнал к действиям. Встал и пошел.
– Ты куда?
– Догадайся.
Голова Андрея уже мельтешила в кустах, он резво ломился сквозь кустарник и бурелом, рванув строго поперек по направлению к ближайшему магазину. А он находился ох не близко. На той стороне Ленинградского шоссе. А до трассы нужно было еще пересечь весь парк!
На меня напала уже благодушная меланхолия. Вероника, полулежа на потрепанной попоне, задумчиво жевала мороженое и запивала его пивом. Такое диковатое разночтение вкусов я неоднократно наблюдал не только у неокрепших сосок, но и, что более странно, у вполне состоявшихся и успешных женщин. Как это можно одновременно принимать вовнутрь, совершенно непонятно. Меня бы давно охватил лютый и беспощадный понос! А тут хоть бы хны!
Тело девушки, ее круглые и одновременно угловатые колени, колыхание под топиком живых и ленивых, практически самостоятельных от тела сисек напоминало средневековые гравюры об искушении праведников.
– Коля, а ты меня лю? – нараспев протянула Вероника.
Чтобы тормознуть внезапно засосавшую под печенкой зловредную похоть, я резко добил с полбутылки пива. И ничего не ответив, уткнулся в доктора Спока. Значит, так, на чем я там остановился? Ага, вроде здесь: «Половое созревание девочек. У большинства девочек оно начинается в 11 лет, и первый менструальный цикл бывает двумя годами позже – в 13 лет. В начале полового созревания у девочек увеличиваются молочные железы. Сначала увеличивается и немного выпячивается околососковый кружок. Бедра расширяются…»
– Так ты меня лю или не лю? – коварно приподнявшись, тряхнула волосами и сиськами Вероника. Как будто читая со мной книжку, она в доступной форме продемонстрировала мне и расширенные бедра и даже кусочек околососкового кружка из-под купальника.
