– Ну, иди сюда. – Он протянул к Насте руки. Каждый палец украшало серебряное кольцо, отчего они походили на механизмы с металлическими шарнирами. Еще один шаг. Настя отступала. Музыка в голове то звучала в полную силу, то глохла, будто кто-то открывал и закрывал двери в звуконепроницаемую комнату. Еще шаг. Настя отступала.
– Иди, племяшка.
Дядька подошел вплотную. Настя чувствовала его кислое дыхание. Он поднял руку и уперся в стену у головы Насти. Девочка поморщилась от резкого запаха пота.
– Ну что ты, девочка, давай я тебя приласкаю.
Он провел тыльной стороной ладони по лицу Насти. Она зажмурилась.
– Ты ведь хорошая девочка. Я ведь тебе теперь заместо папки. Хорошие девочки слушаются папку.
Он дотронулся до ее шеи. Настя вздрогнула от холода перстня, но глаза так и не открыла. Музыка в голове играла негромко, но с постоянной частотой. Только когда дядька дотронулся до ее груди, звук начал нарастать. Настя открыла глаза и скорее рефлекторно отбросила руку родственника.
– Ты чего? Тебе не понравилось? – Он схватил ее за талию обеими руками и прижал к себе. Настя забарахталась. Дядька пригнулся к ее шее и облизал. Чувство отвращения и стыдливости горьким комком подкатило к горлу. Он что-то шептал ей, лизал, целовал и снова шептал. Но Настя молчала и сопротивлялась. Когда он сильно схватил ее за грудь, Настя вскрикнула и снова замолчала. Но когда он, пыхтя, начал стягивать с нее джинсы, она воспользовалась моментом и ударила со всей силы ногой ему под колено. Михаил взвыл и согнулся пополам. Настя толкнула его и выбежала из туалета, едва не сбив подругу дяди. Музыка разрывала голову Насти изнутри.
Михаил поднялся почти сразу же и собирался бежать за глупой родственницей. Но остановили его два обстоятельства. Первое – нога все-таки еще болела, и передвигался он с трудом, а второе обстоятельство могло в любой момент вцепиться ему в глаза. По крайней мере, ему так показалось.
– Ничего не хочешь рассказать своей Киске?
Глупая тварь. Надула свои губы, как… Он не нашелся с определением и закончил свою мысль уже привычным – глупая тварь. Тварь была дочерью богатых придурков, которые закрывали глаза на шалости дочери за их, между прочим, кровные денежки. Одной из шалостей был он сам. Сорокалетний лоботряс. Он был старше ее отца на год и шесть месяцев.
– Я слушаю, – настояла подруга.
– Слушай, Марин… – Он не знал, что она слышала, поэтому решил начать сначала. – У нее вообще-то отец умер.
Вместо дальнейших расспросов девица расплылась в улыбке и медленно пошла к нему.
– Миша, – сказала она, когда подошла ближе.
– Да, – ответил Михаил.
– Знаешь, чего я хочу?
– Не начинай. – Он знал, поэтому улыбнулся. – Здесь же похороны.
– У меня никогда не было на похоронах.
Он хотел признаться, что и у него тоже, но вовремя одернул себя. Он тем ее и зацепил, что у него было везде. Но он хотел подзадорить ее.
– Имей совесть. – Он посерьезнел. – Это ведь похороны моего брата.
Ошибка.
– То есть пытаться трахнуть дочь брата на его же похоронах – это нормально?
Миша расстегнул ее куртку. Под ней ничего не было.
– Ты мне не ответил, – томно сказала Марина, когда Михаил взял в руку правую грудь и лизнул сосок.
Ответом могла быть снятая с нее юбка. Они, раздеваясь на ходу, ввалились в одну из кабинок. Миша почувствовал себя плохо сразу же, как только вошел в нее. Сочащаяся влагой она приняла его и задвигала бедрами навстречу. Его обдало жаром, и он тут же взмок. Откуда-то доносилась музыка, очень похожая на классическую. Она очень раздражала, а еще его раздражала малолетка, сопящая на нем. Миша схватил ее начавшей неметь рукой за лицо и почувствовал острую боль под левой лопаткой. В следующий момент свет погас. Он умер, так и не узнав, откуда раздавалась эта проклятая музыка.
Занятия классическим танцем – нелегкий, но благодарный труд. Если вы занимаетесь вдохновенно, серьезно, увлеченно, то результаты непременно будут хорошими. Наградой для вас станет королевская осанка, пленительная грация, уверенное владение своим телом и радость движения.
Катя помнила эти слова наизусть даже по прошествии стольких лет. Решение отдать Настю на танцы не было спонтанным. Катя любила дочь, и, что вполне естественно, каждое движение малютки приравнивалось к дару свыше. Пятилетняя Настенька пританцовывала везде, где звучало что-то хоть отдаленно напоминающее музыку. Начни хлопать в ладоши – она пустится в пляс. Катерина тут же сообразила – у девочки талант, и отвела ее в школу танца. Десять лет назад она была в ДК «Химик». Вернее, она и сейчас находилась там же, только после развала Химобъединения, которому принадлежал ДК, здание выкупил какой-то предприниматель и сделал из него торгово-развлекательный центр «Альбина». Дворцы Культуры, как и сама культура, сейчас никому не нужны. Им торговые центры подавай.
В общем, девчонка дернулась пару раз в такт музыке и обрекла себя на десятилетний танцевальный марафон. Катерина где-то слышала, что родители таким образом воплощают в жизнь свои несбывшиеся по той или иной причине мечты. Ведь если начистоту, Катерина хотела стать балериной. Почему не стала? В первую очередь она винила свою мать. За то, что не настояла. Даже если бы ее пятилетняя дочь все время рисовала и плевать хотела на музыку, Катя все равно отдала бы ее на танцы.
Сейчас она жалела об этом. Нет, не потому, что не дала ребенку воспользоваться правом выбора. Здесь было совсем другое. Девочка втянулась настолько, что жила танцем, выражала мысли танцем. Кате даже казалось, что еще чуть-чуть, и вместо «доброе утро, мамочка» Настя ей станцует. Она вспомнила музыку, доносящуюся из комнаты дочери в день, когда погиб Андрей, и на его похоронах. Катя была уверена в том, что Настя танцевала в обоих случаях.
Катерина знала, что эмоции можно передавать танцем. Радость, печаль, восторг, гнев – все это и есть танец, и настоящий танцор сможет показать их публике. Настя была прекрасным танцором. И в тот день она показывала своей, видимой только ей публике гнев. Настя жила танцем. Ей не нужна была публика. Для нее выражение чувств танцем было своего рода ритуалом, таинством. Это было слишком личным.
Катя вышла из автобуса у ТЦ «Альбина» и направилась к главному входу. У Насти занятия по танцам начинались в четыре. На часах над входом в торговый центр было восемнадцать минут четвертого. До начала занятий у Кати было около сорока минут. Она хотела поговорить с Настиным преподавателем. Надежда Андреевна преподавала лет сорок и, что вполне закономерно для маленьких городков, учила всевозможным па еще и Катю. На удивление всем, кто ее знал, сейчас, спустя двадцать лет, выглядела еще лучше, чем в девяностых. Стройная и красивая. Нет, без пластики на лице, безусловно, не обошлось, но тело… Такую стройность возможно приобрести только в танце.
