– Бутылку она разбила, пытаясь высадить окно. Звала на
помощь, плакала. А вокруг не было ни души. Мороз в ту ночь завернул под
тридцать, и очень скоро твой поганый троллейбус превратился в ледяной гроб.
Марьяну затрясло – от его спокойного, размеренного голоса и
от воспоминаний. Боже мой, она в жизни больше так не мерзла! И как она тогда
рыдала! Кажется, даже на отцовских похоронах не пролила столько слез. Все они
были выплаканы там, в троллейбусе, в то время как эта тварь…
– А в это время ты, тварь, опрокидывал стакан за стаканом в
теплой компании и ржал, как конь, рассказывая про девчонку-безбилетницу,
которую запер в троллейбусе. И компания твоя – такие же, под стать тебе,
бессердечные кобели и суки – тоже ржала и спорила: живая будет девка, когда ты вернешься,
или застынет насмерть? Да, ты не исключал, что придется ее утащить в проходной
двор и свалить в сугроб. Во дворик вроде этого… – Он сделал широкий жест. – А
тебе не кажется, что высокая трава – тоже неплохое укрытие для трупа?
Марьяна, слушая эту вескую, будто удары топора, речь, не
сводила глаз с Пашкиной физиономии. Она успела налюбоваться всеми оттенками
страха, которые только способно было изобразить человеческое лицо – пусть оно
даже больше всего напоминает мордочку хорька. Да, трудновато было переварить
Пашке, что кто-то вызнал все его гаденькие, подленькие мыслишки! Однако, к
Марьяниному изумлению, лицо Пахалова вдруг озарилось светом надежды, и он
пролепетал:
– Tак ведь не померла! Живая вон!
– Я-то жива, – кивнула Марьяна, опередив своего небесного
союзника. – Меня спасло чудо. А моего отца… – У нее перехватило горло, но
Марьяна тут же одолела этот приступ слабости. – А моего отца ничто не спасло.
Он умер один, потому что меня не было рядом. Умер один, в мучениях. И некому
было вызвать «Скорую», дать ему лекарство или хотя бы воды. В полночь умер. В
новогоднюю полночь, которую я встретила в закрытом троллейбусе, а ты…
И тут она едва не разрыдалась. Нет, если тогда Пашка не
видел ее слез, то и теперь не увидит!
Он молчал, опустив голову. И вдруг осел всем телом – так
внезапно, что посланник небес едва успел удержать его за кисть.
Однако Пашка не сделал ни малейшей попытки вывернуться и
сбежать. Просто опустился на колени, едва не касаясь лбом сырой земли.
Потом спина его вдруг затряслась, и он что-то забормотал,
что-то столь невнятное, что Марьяне пришлось опуститься на корточки, чтобы
расслышать его лепет. Она поняла: Пашка плачет.
Он плакал и бормотал:
– Да убивайте, чего там! Мне только это и осталось. Может, я
вам потом даже спасибо скажу. Зато теперь хоть знаю, почему вся жизнь колом
стала. Слышала, осиновый кол в могилу забивают? А в меня забили в живого… чтоб
не дергался. На другой же день, когда с тобой… я тот троллейбус об столб
разбил. Хотите, покажу, об который? Вон, на Варварке. Лучше бы сам убился.
Баба, с которой я жил, выгнала: чтоб духу твоего… а я, может, на ней жениться
хотел… Ну, с работы турнули, это само собой. Я запил. Перебивался где чем…
Потом младшего брата забрали в Чечню. Не вернулся… Я из-за язвы не служил ни
дня. Кому я нужен? После его смерти мать говорит: «Паша, не пей, ты один у меня
остался, уколись, чтоб не пить больше!» Ладно, наскребла мне четыреста тысяч, и
я укололся. И что? Ни денег ни гроша, ни радости в жизни. Раньше хоть напьешься
– и забудешься, а теперь выпьешь – и сдохнешь. Я уж думал, лучше бы помереть, а
мать пишет: приезжай в деревню, будешь вместо Костеньки на тракторе…
– Чего ж не поехал? – внезапно подал голос небесный
посланец.
– А на что? – глухо вздохнул Пашка, не поднимая головы. – Я
б поехал, да кто на билет даст? К нам сто тыщ минимум надо… в Тульскую область.
Я пешком бы пошел, да стыдно к матери бродягою и без копейки…
– А, так ты на проезд добывал в троллейбусе, что ли? –
понимающе кивнул Марьянин союзник.
– Ну… вроде того… – прошелестел Пашка и всем лицом уткнулся
в землю.
Ангел отпустил его руку, но Пашка не вскочил, не дал деру –
так и валялся кучкой грязного тряпья.
Марьяна озадаченно поглядела вверх – и встретила не менее
озадаченный взгляд своего нового друга.
Поднялась и едва слышно шепнула:
– Ну? Что будем делать?
Парень пожал плечами.
«Ого, какие плечи! – подумала Марьяна. – Значит, там, на
небе, тоже качаются? И… интересно знать, они там все такие красавцы – или
только он один?»
Глаза у него были серые. Пожалуй, посветлее Марьяниных. У
нее темные, а у небесного посланца – как сталь. Но не ледяные, совсем нет. А
вот волосы темнее Марьяниных. Густые, прямые. Под ее взглядом ангел откинул их
со лба (лоб оказался высокий, умный) и растерянно захлопал длинными светлыми
ресницами. Глаза у него были расставлены широко, и в сочетании с коротким
хищным носом это придавало лицу выражение и настороженное, и доверчивое
одновременно – такое бывает у больших птиц, у орлов, например, у коршунов или у
ястребов.
«Как его зовут? – подумала Марьяна. – А разве ангелов
как-нибудь назы…»
– Григорий, – прочитал ее мысли посланник небес и протянул
руку. – Орлов моя фамилия. – И, увидев, как взлетели Марьянины брови,
усмехнулся: – Нет, не тот самый. И даже не родственник. А тебя как зовут?
– Марьяна Ле… Корсакова, – едва успела поправиться она,
потому что с языка невесть почему едва не слетела позабытая «замужняя» фамилия.
С чего это вдруг она выпала из гиперпространства? Марьяна думала, что уже
напрочь ее забыла, а тут – на тебе!
Bзгляд небесного посланца молниеносно скользнул к ее правой
руке, а когда вновь поднялся к лицу, Марьяна прочла в нем такую откровенную
радость, что даже смутилась. «Интересно, какое ему дело, замужем я или нет? –
подумала она. – Там, в небесах-то…»
Нет, хватит валять дурака! Никакой он не ангел, однако дай
Бог всем его посланцам являться перед попавшими в беду так же своевременно, как
пришел Марьяне на помощь этот высоченный парень с улыбчивыми губами… Губы у
него тоже были красивые. Странно и как-то волнующе смотреть на его твердый
подбородок и ямку между ключиц, видную в расстегнутом вороте. На шее бьется
жилка…
Марьяна быстро отвела глаза. С ума сошла, что ли?!
– Ну хорошо, – сказала она. – Я не знаю, что делать. Пока
искала его все это время, вроде бы знала, что хочу отомстить, а теперь…
– Получается, что уже отомстила, только не знала об этом, –
сказал Григорий, и Марьяна медленно кивнула, удивляясь точности его слов.
– Так… Ну, давай подумаем.
