– Я там увидел ее – как призрак, вставший из могилы, веришь
ли? Испугался… Она очень изменилась, конечно, и все-таки я ее сразу узнал. Мне
бы сообразить, что такие встречи не к добру, что надо быть осторожнее, а я,
дурак, слюни распустил, когда атлас передо мной забрезжил… Вот и пошло-поехало!
Он прижал кулаки к глазам. Марьяна, потянувшись, коснулась
его руки:
– Боречка… не надо!
– Не трогай! – брезгливо встрепенулся Борис, словно по нему
проползла гремучая змея. – Не трогай! Жалеть вздумала? Себя жалей! Ненавижу вас
всех! Ненавижу баб! Счастлив буду, когда Рэнд вас к стенке поставит, приду
полюбоваться.
Внезапно изменившееся лицо Бориса испугало Марьяну. Она в
ужасе вскрикнула…
– Что ты тут делаешь?
Негромкий голос заставил ее вздрогнуть. Борис тоже вздрогнул
– так, словно через него пропустили ток. Неловко повернулся.
На пороге стоял Рэнд, и Марьяна метнулась к нему, чувствуя,
что она в жизни никому так не радовалась, как этому хладнокровному,
расчетливому убийце. Она, пожалуй, кинулась бы ему на шею, да Рэнд поймал ее
своей крепкой рукой и придержал. Бросил мимолетную улыбку и вприщур глянул на
Бориса:
– Что тут такое? Зачем ты здесь?
Борис часто-часто задышал, пытаясь успокоиться.
Рэнд отпустил Марьяну и, схватив Бориса за локоть, подтащил
к себе. Брови сошлись к переносице.
– Отвечай, ну! Какого черта ты сюда приперся? Что ты ей
наговорил?
Борис, оскалясь, вырвал руку. Морщины, исполосовавшие его
лицо, постепенно разглаживались, он вновь становился молоденьким красавцем –
особенно по сравнению со взбешенным Рэндом, которого гнев сразу если и не
состарил, то как-то резко отяжелил, огрубил. Однако взгляд Бориса отнюдь не
исполнился прежней безмятежности!
– Ни-че-го! – процедил он сквозь зубы – и вышел, задев
плечом Салеха, припавшего к косяку.
Проводив взглядом Бориса, Рэнд еще более помрачнел. Глаза
его, смотревшие на Марьяну, казались совершенно желтыми – такое бушевало в них
пламя.
– Почему он орал на тебя? О чем вы говорили? Отвечай, ну?
Марьяна успела отпрянуть и отбежала за кресло.
Она не знала, что сказать. Правду? Признаться, что Борис –
ее бывший муж? Нет, пусть Борис сам ему скажет, когда захочет. Потому что если
Рэнд заподозрит его в сочувствии, то изолирует ее так надежно, что не останется
никого, кто мог бы помочь ей. На Бориса, конечно, слабая надежда, но все-таки…
Ох, дура! Hадейся, не надейся – на все про все времени осталось часов десять.
До утра только!
– Н-ну?!
– О Господи! – Марьяна всплеснула руками. – Ну о чем я его
могла просить? Неужели не понимаете? Чтобы вытащил нас отсюда, разумеется!
Соотечественники, даже бывшие, должны помогать друг другу, верно? Разумеется,
этот ваш Боб отказался.
– Ты хорошо информирована, как я погляжу. Откуда знаешь его
имя? Или Боб тебе сам назвался?
Наконец-то можно было позволить себе маленькую гадость!
Пусть пользы почти никакой, зато какое удовольствие!
– Еще когда меня только привезли сюда вчера вечером, – глядя
на Рэнда невинными глазами, сказала Марьяна, – я слышала, как Салех и охранник
выясняли, где вы можете находиться. Ну и решили, что с Бобом. Потому что вы с
ним… ну, сами понимаете!
– Я с Бобом?! – возмутился Рэнд. – Придурки! Стоит двум
мужчинам оказаться наедине, как их тут же начинают подозревать черт знает в
чем. Идиоты!
Марьяна передернула плечами:
– Да мне какая разница? Во всяком случае, ваш Боб мерзавец.
Начал орать, что ему ни до кого нет дела, тем более до каких-то там бывших
соотечественников.
Рэнд в задумчивости смотрел на пленницу. Глаза его как-то
странно переливались – то темнели, то вновь светлели.
«Поверил? – с замиранием сердца думала Марьяна. – Или нет?»
– Ну-ну… – протянул наконец Рэнд. – Значит, решила меня
покинуть? Тебе здесь не нравится, да?
– Представьте себе, – с ненавистью в голосе ответила
Марьяна. – Тут, случается, убивают.
– Тебя, по-моему, еще пальцем не тронули, – сухо отозвался
Рэнд.
– А Hадежду? А Ларису?!. – теряя голову, воскликнула
Марьяна.
– Я их пытался спрашивать по-хорошему. Они предпочли
отмолчаться – и были наказаны. Ты это видела. Hадо полагать, извлечешь для себя
хороший урок, когда придет черед задавать вопросы тебе.
Марьяна прикусила язык. Oна чуть не выкрикнула: «Да ведь ты
ни о чем не спросил Надежду! Ты ей слова не давал сказать!»
Отвернулась, закрыла лицо руками.
Пусть Рэнд думает, что она вне себя от страха. Пусть думает,
что хочет. Только бы не догадался, о чем она сейчас подумала.
Да, вот уж действительно – осенило! Ведь Рэнд и в самом деле
ни о чем не пытался спросить Надежду. Более того: он вел себя так, чтобы она
ничего не захотела сказать. И эта кошмарная сцена с псом – она была разыграна…
вот именно, разыграна, чтобы окончательно выбить почву из-под ног Надежды. Рэнд
хотел, чтобы она лишилась рассудка, – и добился своего. Hадежда лучше бы
умерла, чем допустила бы над собой скотское насилие. И она умерла…
Она умерла… потому что Рэнд ничего не хотел от нее услышать.
Вот в чем дело! Он не добивался сведений о Викторе – он их ни за что не хотел
получить.
И, стало быть…
Рэнду наплевать и на Виктора, и, может быть, на контракт с
«Эль-Кахиром». Ему нужны только те, кто оказался у него в заложниках. Нет, не
Надежда, потому что он убил ее. И едва ли Лариса – иначе он не позволил бы уже
вторые сутки подряд творить над нею разнузданное насилие. По сути дела, целы и
невредимы пока только Марьяна и Санька…
Санька! Вот ответ. Как и предполагала Надежда с самого
начала, все дело в Саньке. В его жизни. Цена ей, конечно, побольше, чем
какой-то там контракт – даже и баснословный. Один, что ли, такой контракт у
Виктора? Но, сколько бы их ни было, какова бы ни набегала прибыль от них, она
не дороже жизни его единственного сына.
Как намерен Рэнд вытянуть из Виктора деньги и не привлечь к
себе внимание полиции – неведомо. Марьяна слишком мало знает о делах Хозяина.
Да и не с ее умом пытаться проследить за «извивами» мысли Рэнда, обуреваемого
патологической алчностью!
