Ну, Марьяна скорее всего о нем никогда не узнает. И от
Бориса теперь ничего не добьешься: вон как упорно молчит! Понял, что едва не
сболтнул лишнего. А может быть, утешила себя Марьяна, и не знает он больше
ничего. Это все зависит от степени доверительности Рэнда. Ну кто ему Борис?
Всего лишь друг? Так ли болтливы мужики с друзьями, как с любовницами и женами?
Впрочем, когда она была женой Бориса, тот не особо баловал ее своими
откровениями, она никогда не знала, что таится в его душе.
От воспоминаний так вдруг сжалось сердце, что у Марьяны
задрожали руки. К счастью, Санька выхлебал пиалу почти до дна, ничего не
расплескалось.
Мальчишка откинулся на подушку:
– Я теперь посплю, а, Маряша?
– Конечно!
Санька взял ее за руку и чмокнул в щеку.
Марьяна поцеловала его в ответ.
– Спать как хочется, – прошелестел Санька.
– Спокойной ночи, моя радость, – отозвалась Марьяна. Но
Санька уже ничего не слышал: уснул – как в воду упал!
Борис сделал резкое движение, и Марьяна в испуге вскинула
глаза.
Ох, какое у него лицо! Как заострились черты! Как он вдруг
постарел…
Очевидно, Борису неприятен был взгляд Марьяны, потому что он
вдруг двинулся к выходу.
– Подожди! – безотчетно, не подумав, окликнула его Марьяна.
– Борис, подожди, ради Бога!
Борис обернулся, вскинул брови. Однако лицо и голос
по-прежнему были ледяными.
– Что такое? – спросил он.
– Побудь со мной немножко, – с мольбой прошептала Марьяна. –
Поговори со мной! Ты не представляешь, как страшно одной! Ты не представляешь,
что это такое – каждую минуту ждать смерти!
– Я… не представляю? – прохрипел Борис, и Марьяна с ужасом
поняла, что в его глазах, обращенных к ней, вспыхнула самая настоящая
ненависть. Она даже отпрянула, но Борису опять удалось взять себя в руки. –
Хо-ро-шо, – промолвил он, почти не размыкая губ. Потом обернулся к Салеху: –
Побудь за дверью. Мне Рэнд велел кое о чем потолковать с этой девочкой, так
что… иди.
Физиономия Салеха привычно исказилась двусмысленной
ухмылкой. Однако он тотчас спохватился и без возражений отступил за дверь,
конечно же, опять струхнул.
Марьяне сразу стало легче.
– Спасибо тебе…
– Не за что, – буркнул Борис. – И, кстати, давай сразу
договоримся: о делах Рэнда я ничего не знаю. С тех пор как он привез меня из
России, я стараюсь держаться в стороне. Так что не трудись выспрашивать. Видел
я ваши бабьи лисьи хитрости! – Голос его сорвался.
Да, отметила Марьяна, Борис изменился… изменился! Он
действительно ненавидит ее, но не потому, что она – Марьяна Корсакова-Лепская –
его бывшая жена. Он ненавидит ее как женщину. Он ненавидит всех женщин. И кто
может осудить его за это? Только не она, подумала Марьяна, вспомнив черные
осколки стекла, окрашенные кровью.
Между тем Борис снова взял себя в руки.
– Так что заруби себе на носу: я не источник информации. Я
тебя как увидал вчера – подумал: все, глюки начались. Не представлял, что ты в
это замешана. Думаю, Рэнд не хотел, чтобы я хоть что-то знал… да и как он мог
предположить, что мы с тобой, так сказать, были близко знакомы? – Борис
ухмыльнулся. – И не стоит ему об этом говорить, поняла? Мы, конечно, с ним
близкие друзья, он для меня на все готов, как и я для него… но у него-то никто
не отбил охоту к женщинам! Каково ему будет узнать, что его друг – просто
евнух? – Он сорвался на визг, однако тотчас овладел собой. – Я, собственно,
пришел тебя об этом предупредить. Не хочется угрожать, конечно, однако…
Борис многозначительно помолчал.
– Pазумеется, я рад, что тебя еще не тронули… не то что ту,
другую. Я, правда, ничего не видел, но, говорят, ребята даже притомились
малость.
– Лариса?! – ахнула Марьяна, стиснув руки у горла.
Красивые надменные черты Бориса исказились.
– Hе знаю я, как ее зовут! И знать не желаю! Не хочу я ее
видеть. И тебя тоже. Ничего не хочу о вас знать, не хочу!
Голос его истерически зазвенел, руки затряслись. И
совершенно неосознанно Марьяна поступила с ним так, как поступила бы с Санькой:
вскочила, подошла, ласково взяла за руку и шепнула:
– Ну что ты? Ну что, Боречка?
Он глядел на нее в изумлении. В глазах его появились слезы.
Впрочем, они тотчас высохли, взгляд сделался острым, недобрым.
– Что, говоришь? Не строй из себя дуру, небось не забыла…
– Hе забыла, – опустила голову Марьяна. – Только за что ты
меня винишь? Думаешь, мне легко тогда было – сидеть связанной в темной комнате
и смотреть, как ты с ними, будто на сцене…
– Я – с ними? – тихо спросил Борис. – Или они – со мной? А?
Ну скажи! Кто с кем все-таки? Если ты все видела – значит, все знаешь!
– Они с тобой, – вскинув голову, сказала Марьяна, чувствуя
во рту вкус крови и желчи. – Hо сначала… мне показалось, что…
Она осеклась.
Борис крепко зажмурился. Потом провел ладонью по лицу,
словно сдирая гримасу боли. Однако прежнее надменное и невозмутимое выражение
уже не вернулось.
– Ну да, – сказал он очень тихо. – Что это я? Ты ведь ничего
не знала. Видела только то, что видела. Ну уж такой твой муж был игристый
блядун, что сразу, вот прямо ни с того ни с сего, накинулся на двух незнакомых
девок – и ну их заделывать! Чтоб ты посмотрела, как бывает на свете, да,
Ма-ря-ша? – Он передразнил Саньку. – Ты так ничего и не поняла.
– Ну так объясни! – подавшись к нему, потребовала Марьяна. –
Объясни, что все это значило!
Борис устало прикрыл глаза. Помассировал пальцами веки.
Прошелся по комнате, стараясь успокоиться. Поплотнее прикрыл дверь, в которой
давно уже торчал длинный нос Салеха. Из-за двери раздался глухой речитатив, по
тональности напоминающий отборную матерщину. Мимолетная улыбка скользнула по
красивым губам Бориса, и Марьяна подумала, что он, пожалуй, ненавидит Салеха.
Борис удобно расположился в кресле и широким жестом указал
Марьяне на второе. Oна села.
– Помнишь, когда я только пришел сюда, ты спрашивала: не мне
ли, мол, обязана этой свистопляской?
Борис говорил совершенно спокойно, и Марьяна осмелилась
осторожно кивнуть.
– А я тебе ответил: пожалуй, на сей раз ты права. Так?
