– Зря ты со мной так, девочка! – Теперь в его голосе звучала
нескрываемая угроза. – Будь поласковее – добьешься гораздо большего!
Марьяна посмотрела в его маленькие темно-карие глазки и
подумала, что это не глаза даже, а гляделки! И еще она подумала, что никакая
сила не заставит ее быть «поласковее» с Салехом.
– Позови Рэнда. Или просто скажи ему, что ребенку нужно
молоко. Ты прекрасно знаешь, что мы заложники. И если с кем-то из нас что-то
случится…
– Ух ты! – заржал Салех. – Ни с кем еще ничего не случилось,
да?
Марьяна задохнулась. Она молила сейчас Бога, чтобы Санька
ничего не понимал. Конечно, он уже бойко болтал по-английски, но у Салеха такой
специфический выговор…
Только бы Санька не разволновался. Если сейчас его не
уложить, может начаться новый припадок.
Господи, помилуй!
Она прижала кулаки к глазам, боясь, что сейчас разрыдается.
Потешит Салеха и насмерть перепугает Саньку.
– Что здесь происходит?
Что-то громыхнуло.
Санька вскрикнул.
Марьяна распахнула глаза.
Салех стоял по стойке «смирно» – изо всех сил тянулся перед
человеком, возникшим в дверном проеме. Высокий, очень красивый брюнет в шортах
и в черной майке.
Борис!
– Боб, я тут… – забормотал Салех. – Девка подняла шум, я
пытался утихомирить… а она орет: подавай, мол, ей Рэнда, и все тут!
– Что-то я не слышал, чтобы здесь кто-то орал, – ответил
Борис, переступая порог. – Зато слышал, как кто-то ржет. Не ты случайно? И чему
веселился, а?
– Да она, эта телка, говорит: молока пацану надо. Я говорю:
подергай себя за титьки, может, и надоишь… – Салех ощерился, но тут же
проглотил ухмылку, опасливо поглядывая на окаменевшее лицо Бориса.
– Молока? – переспросил тот ледяным голосом. – Салех, зачем
ты корчишь из себя большего кретина, чем есть на самом деле? Спустись на кухню
и принеси молоко. Если сам не способен отличить молоко от джина, скажи Гуляму –
он поможет.
– Но Рэнд приказал… – Салех осекся.
– Рэнда, конечно, сейчас нет, – кивнул Борис. – Но он очень
скоро вернется. И что же, ты хочешь, чтобы он узнал, как ты посмел
разговаривать… со мной?
Пауза перед последними словами была достаточно
красноречивой.
– Да ты что, Боб, – пробормотал Салех, бледнея. – Я никогда
и ничего… ты же знаешь. Я к тебе… всегда! Ты же знаешь! Не говори Рэнду!
– Не скажу, – усмехнулся Борис. – А ты быстро принеси
молока. И «Корнфлекс» какой-нибудь. Да не забудь, что молоко должно быть
теплое. Но не горячее. Иди.
Салех вытаращил глаза:
– А здесь? Позвать кого-нибудь?
– Зачем? – спокойно сказал Борис. – Я же остаюсь.
Салех замялся, словно хотел что-то спросить, но не посмел.
Тогда Борис задрал черную футболку, и Марьяна увидела рукоять пистолета за
поясом его шортов.
– Давай, не тяни резину, Салех! – уже с раздражением
прикрикнул Борис, и араб нехотя вышел из комнаты.
Марьяна отвела глаза. Слабая надежда, что у Бориса взыграли
былые чувства и он явился освободить «братьев по Творцу», улетучилась в тот
миг, когда она увидела оружие у него за поясом. Да… Борис всегда был для
Марьяны загадкой, однако теперь смысл его поступков понять несложно: ради чего
ему терять покровительство Рэнда? Ну а велеть принести ребенку молока – это
вроде как акт милосердия. Просто красивый жест! На подобные жесты Борис был
всегда горазд – особенно если это его ни к чему не обязывало.
Кстати…
– Кстати, я не тебе всем этим обязана? Всей этой
свистопляской? – сухо проговорила Марьяна, не оборачиваясь к бывшему мужу и
глядя в окно поверх головы притихшего Саньки, так что могло показаться, что она
беседует с лучами заходящего солнца.
Борис не ответил, а когда Марьяна все же покосилась в его
сторону, лицо его выражало лишь холодное презрение:
– Мне?! Ну, знаешь… Ты, как всегда, преувеличиваешь свою
роль в моей жизни!
И тут же лицо его исказилось, словно он обозлился на весь
мир за то, что сказал глупость.
– Что ты? – в испуге спросила Марьяна.
– Да так, – процедил сквозь зубы Борис. – Ничего особенного.
– И вдруг не выдержал, выпалил: – На этот раз, пожалуй, ты права!
Марьяна так и ахнула. Но тут же похлопала Саньку по руке –
ничего, мол, я с тобой.
Борис продолжал:
– Только не воображай, будто я лелеял планы мести и заманил
тебя и всех прочих в ловушку. Я не имею никакого отношения к делам… – он
запнулся, – к делам Рэнда. Конечно, когда доходит до патолого-анатомических
тонкостей, я ему ассистирую, но… Эй, ты случайно не собираешься упасть в
обморок? – спросил он, заглядывая в побледневшее лицо Марьяны.
– Вы… что, заложников потом потрошите? Когда не получаете за
них выкупа? – с усилием выговорила она и тут же, спохватившись, оглянулась на
Саньку. Однако тот внимательно разглядывал Бориса и вроде бы даже не слышал,
что брякнула Марьяна.
– Ну, у тебя юмор значительно почернел, – хмыкнул Борис. –
Ты что, думаешь, Рэнд охотится на людей? Нет, к вам его интерес особый. Eму
нужен этот контракт… Хотя, по-моему, на самом деле Рэнд, как всегда, ради
кого-то старается. В конце концов…
Вошел Cалех.
Борис умолк.
Марьяна приняла из рук глупо ухмыляющегося араба красивую
большую пиалу с молоком и немного мюслей. Санька обрадовался: он их любил.
Марьяна сейчас пуще прежнего ненавидела Салеха, который
вернулся так не вовремя и заставил Бориса замолчать. Да и Борис тоже хорош –
трусливо проглотил язык. Ну что этот араб понял бы по-русски? И все-таки Борис
обмолвился… Во-первых, сказал, что Рэнд не специализируется на похищениях людей
(а кто бы мог подумать! Так четко все обставлено, так беспощадна и великолепна
его команда!). А во-вторых, контракт с «Эль-Кахиром» самому Рэнду вряд ли
нужен. И он, мол, как всегда, старается ради… Ради кого-то другого.
Кто же? Кто истинный виновник всех бед?
