Она не помнила себя. Oна не отдавала себе отчета ни в чем.
Не представляла, например, как, не выполнив договора, оплатит пребывание в этой
баснословно дорогой клинике. Она твердила бессмысленно:
– Хочу посмотреть… посмотреть…
Через несколько часов жизнь ее будет пуста – в точности как
живот. И никакие зеленорожие Грант с Франклином не заполнят этой пустоты. У
них-то небось дети были…
– Хочу посмотреть! Не надо наркоза!
– Надюша, угомонись, – ласково глядя на нее, сказал Вахаев.
– Где ты видишь наркоз? Ты что, не знаешь, как его дают? Маска, анестезиолог…
то-сё. Это будет просто стимулирующий укол, чтобы твой ребеночек там
зашевелился и начал поскорее выбираться на свет, а то, боюсь, своим ленивым
характером он нам доставит немалые хлопоты. Так что не дергайся, а давай Гурии
руку. Ну… умница.
Тянущей болью наполнилась перетянутая рука, но Надежда почти
не почувствовала укола. Она смотрела на Вахаева, и лицо его плыло в счастливых
слезах, наполнивших ее глаза.
«Твой ребеночек…» Он так и сказал: «Твой ребеночек!»
Надежда повернула голову, чтобы вытереть слезы о подушку, –
и вдруг полетела, полетела в какую-то гулкую, противно похрустывающую пустоту.
…Когда она смогла открыть глаза, рядом сидел Вахаев.
Предупредив невольное, ставшее уже привычным движение ее рук к животу, он
перехватил их, стиснув ее ладони своими и, пристально глядя ей в глаза
покрасневшими глазами, едва слышным от усталости голосом сказал, что почти
сутки пытался спасти жизнь и Надежде, и ребенку. Первое ему вполне удалось.
Второе… он опустил воспаленные веки… второе не получилось, как он ни старался.
Надежда вырвала руки и ощупала впалый, плоский живот.
Она не могла поверить. Она не верила!
– Это вполне естественно, – пожал плечами Вахаев и позвал Гурию.
Та внесла маленький продолговатый ящичек – вроде как для
инструментов, – подняла прикрывающую его салфетку.
Надежда долго смотрела на синенькое, скрюченное, словно бы
высохшее тельце, лежавшее там: «Будто мумия!» Волосики у «мумии» были
совершенно белые.
«Наверное, Игоря», – подумала Надежда и, откинувшись на
подушку, закрыла глаза.
Через неделю она выписалась. Вахаев вручил ей липовые
справки и больничный. Все было изготовлено очень даже добротно. Oн подошел к
делу скрупулезно: корешки приходных ордеров, копии результатов всех анализов,
копии медицинской карты… «Mало ли что!»
Да кому это надо, подумала Надежда, у которой от суммы,
обозначенной в ордере, встали дыбом волосы. А ведь, пожалуй, платить придется
ей… И деньги надо вернуть.
– Нет! – выставил ладонь Вахаев. – Можешь их хоть с моста в
Волгу кинуть – там как раз ледоколом прочистили полосу. Но это твои деньги. А
плата за твое пребывание здесь – это риск моих клиентов. Oни знали, что бывает
всякое, такой пункт был в договоре: «В случае форс-мажорных обстоятельств…»
Надежда опустила глаза. Eй не в чем было упрекнуть Вахаева.
Он вел себя безупречно, родной брат не совершил бы для Надежды больше! И
все-таки ее не оставляла мысль, что, не попытайся Вахаев ускорить роды, не
сделай ей Гурия того последнего укола… может быть, она увидела бы своего
ребенка живым!
Расстались они натянуто. Через полгода Надежда случайно
узнала, что Вахаев сменил место работы. Без него клиника «Эмине» захирела и
постепенно закрылась. К этому времени Надежда уже поступила в команду Виктора
Яценко.
Она была несказанно рада, что не придется возвращаться в
школу. Жила она теперь в доме Хозяина и даже на прежнюю квартиру старалась
заходить пореже. Тот кусок своего прошлого она постаралась вырвать из памяти и
жила так, словно ничего не произошло. Только кавказцев почему-то возненавидела.
Всех! Но не могло же все из памяти и сердца исчезнуть совершенно бесследно…
* * *
Защелкал ключ в замке. Марьяна и Надежда испуганно смотрели
друг на друга, словно обе враз очнулись от страшного сна. И еще мгновение,
осознавая, где находится, Марьяна не могла поверить в реальность окружающего.
Чудилось, будто и эти стены, и Санька, беспробудно спавший на диване, и
охранники, ставшие на пороге, и Надежда – это лишь продолжение ее жуткого
воспоминания. И Лариса… в первую очередь Лариса!
…Сначала вошел Салех, настороженно повел автоматом по
сторонам, потом уставил ствол на Надежду, вынуждая ее отступить к стене.
Появился еще один – плечистый, с невозмутимым выражением лица. Стал рядом с
Салехом. Его автомат тоже сторожил каждое движение Надежды. «С чего это они так
изготовились?» – мелькнуло в голове Марьяны, и тут же она поняла – почему.
Ввели Ларису. Нет, втащили… Она пыталась идти сама, однако
ноги подламывались, она то и дело обвисала на руках двух охранников. Вновь
пыталась выпрямиться, сделать шаг – и вновь падала. Полный муки взгляд,
брошенный поверх голов на диван, все сказал Марьяне: Лариса крепилась ради
Саньки, боялась его напугать своим видом. И Марьяна вдруг благословила Санькину
болезнь и этот беспробудный сон, потому что если бы мальчишка увидел сейчас
свою маму…
Марьяна вскочила, стараясь загородить собой диван. Санька не
должен проснуться сейчас, взмолилась она, не должен! И зажала рот рукой, чтобы
не вскрикнуть, когда угасшие глаза Ларисы встретились с ее глазами.
Взгляд тотчас уплыл в сторону, голова поникла, и Марьяна
поняла, что Лариса не только измучена до полусмерти, но и сильно пьяна. А
изорванное в лоскуты платье, едва прикрывавшее тело, на котором не осталось
никакого белья, подсказало Марьяне, что именно делали с этим стройным,
красивым, ухоженным телом.
– Да ничего, все обойдется, – словно услышав ее мысленный
вопль, небрежно успокоил Салех. – Для такой кобылы трое жеребцов – пустяки.
Правда, для начала пришлось хорошенько поработать над ней плетью да влить чуть
не бутыль араки, чтоб дала себя объездить.
