Для Абделя она повторила все по-английски – и даже сама была
изумлена угодливой торопливостью, с которой он заработал своей жирной,
складчатой шеей, согласно кивая. Что же говорить о Надежде?
– За-ши-бись! – протянула та потрясенно. – Что ли это рыло
немытое на тебя запало, а, Марьяна? Ты мне смотри: у советских собственная
гордость. Умри, но не давай поцелуя без любви!
С этими словами она вышла так стремительно, что Абдель едва
успел отскочить, не то Надежда непременно сшибла бы его крутым плечом.
Абдель почтительно закрыл дверь, но все-таки показал Марьяне
растопыренную ладонь: мол, пять минут, и ни пенса больше.
Спасибо и на том.
Она содрала пропотевший крепдешин и первым делом выстирала
комбинезон под краном. Раскинула на палке для занавеси. Ничего, тут полотенца с
добрую простыню, есть во что обмотаться, дабы не пробудить низменных инстинктов
у охранников. Впрочем, если при пленных останется Абдель, можно успокоиться
насчет сексуальных домогательств. Почему-то Марьяна не сомневалась, что этот
толстый негр не даст ее в обиду. Конечно, на него огромное впечатление
произвело то, что пленница не заложила своих проштрафившихся стражничков боссу.
Этот Рэнд, судя по всему, умеет держать народишко в ежовых рукавицах, и
ослушников ждет подобающая кара. Ну и потом Абдель, суеверный до умопомрачения,
как все африканцы, не мог не оценить «нетрадиционную медицину» Марьяны. Хорошо
бы закрепить достигнутый триумф…
Размышляя об этом, она туго обернулась полотенцем
(препоясала, выражаясь библейски, чресла перед сражением), решительно вышла из
ванной – и ее боевой задор улетучился с такой же легкостью, как воздух выходит
из проколотого шарика.
Надежда и Лариса дрались.
Ну, конечно, множественное число тут не годилось. Eсли бы
Надежда со всеми силами вступила в этот бой, Лариса уже давно валялась бы в
углу подобно тряпичной кукле. Сейчас БМП только слегка работала руками, держа
свою противницу на приличном расстоянии, однако ярость, с какой Лариса снова и
снова налетала на нее, поразила Марьяну, как внезапная боль.
Не ею одной было замечено, что эти две женщины органически
не выносят друг друга. Смешнее всего, что именно Лариса через каких-то там
знакомых узнала о Надежде, преподающей в школе милиции, и сманила ее работать
на Виктора. Нашла-то Лариса, однако Надежда отдала свое сердце Виктору с
первого взгляда, хотя никогда в жизни, Марьяна уверена, не задумалась бы
завлекать его. Да и Виктору мысль о Надеждиной влюбленности вряд ли пришла бы в
голову. Застав жену и охранницу в «стадии цап-царапанья», как это называлось в
доме, он умел мгновенно гасить назревающий пожар, доверительно (но достаточно
громко, чтобы быть услышанным и разошедшимися женщинами) сообщая Марьяне:
– Ну вот, опять из-за меня бабы дерутся. А знаешь, Гертруда,
что они будут кричать друг дружке?
Марьяна тотчас бросалась на приманку:
– Что?
– Одна: «Забирай его себе!», а вторая: «Да на хрена он мне
нужен!»
Взрывоопасная ситуация рассасывалась мгновенно: или Лариса,
или Надежда, или они обе вдруг прыскали, а потом начинали сконфуженно хохотать,
уже вполне миролюбиво переглядываясь. Со временем такие «схватки» становились
все реже: обе постепенно смирились с тем, что ни от одной, ни от другой Виктор
не откажется; вдобавок кому охота служить посмешищем для всего дома? Последнее
время их взаимной неприязни хватало только на жалкие пикировки. Но то, что
видела Марьяна сейчас, невозможно было себе представить даже в пору самой
разнузданной «холодной войны» в семье Яценко.
Вид у Ларисы был совершенно обезумевший: распатланные
волосы, потеки туши на щеках, расплывшееся пятно помады. Не выдержал натиска
легендарный несмываемый «Каптив»: на щеке Надежды остался след Ларисиной
косметики – и это не было следом от дружеского поцелуя. Явно та не только
царапалась, но и пыталась кусаться.
Туго, видно по всему, приходилось пока Надежде, однако
Лариса хлебнет куда больше, когда Надежда выйдет из ступора, в который ее
повергло нападение, и поведет наконец правым и левым рукавами. Пойдут тогда
клочки по закоулочкам!
Конечно, это шутка, вряд ли Надежда разъярится до такой
степени, однако Марьяна не желала присутствовать даже в начальной стадии
рукопашной. Вдобавок Абдель и Салех возбужденно тараторили, разглядывая двух
белых леди, как заправских борцов, азартно били по рукам. Похоже, заключали
пари на победительницу! Одно было хорошо: Санька спал беспробудным сном. А
потому Марьяна могла смело набрать в легкие побольше воздуха и закричать что
было мочи:
– С ума сошли! Дуры проклятые! Стервы, проститутки!
Годилось что угодно, лишь бы погромче, однако Марьяна попала
в цель первым же выстрелом: Надежда, отбросив свою визави довольно сильным
тычком – та свалилась в угол и на некоторое время замерла, оглушенная, – бешено
воззрилась на Марьяну:
– Это кто здесь проститутка?
Марьяна подавила искушение попятиться и оказаться под
защитой какой-нибудь мебели: следующий угол вполне мог стать местом ее
отдохновения.
Молча она перетащила в кресло Ларису.
Салех бил в ладоши, кричал что-то в том смысле, что куриные
бои стоит продолжить, однако Абдель, перехватив бешеный взгляд Марьяны, вмиг
стушевался и взашей выгнал Салеха за дверь.
Повернулся в замке ключ, и Марьяна вздохнула свободнее.
– Стыда у вас нет! – сказала она сердито. – Устроили для
этих жареных петухов развлекалочку!
Знакомая лексика помогла Надежде прийти в себя.
– Да чтоб ты беременной два года ходила! – сделала она
последний выпад в сторону полуживой Ларисы и возмущенно повернулась к Марьяне:
– Я сама ничего понять не могу: с какой радости эта дура на меня накинулась? Я
принесла Саньку, уложила, говорю: слава, мол, Богу, спит аки ангел… и тут она
ка-ак бросится с криком: «Молчи! Молчи! Накличешь!»
– И всё? – недоверчиво спросила Марьяна.
Надежда высокомерно дернула плечом: все знали, что она
никогда не врет, – если это не в интересах Хозяина, разумеется.
– Лариса, ты… – робко повернулась к дивану Марьяна – и едва
успела отпрянуть, с такой стремительностью полетело вперед стройное Ларисино
тело.
– Расскажи им! Все расскажи! Мне их босс пригрозил, что
Саньку пристрелят первым, на моих глазах. И даже если мы потом скажем, где
Виктор, все равно будет поздно! Ты, тварь, вечно одна, как волчица, хочешь,
чтобы и я одна осталась?!
