Обычно в таких случаях она старалась удержать Саньку на
руках, прижимая его к себе как можно крепче. Необъяснимым образом ее тепло,
запах, ее тихий, бессвязный шепот действовали на него успокаивающе – сильнее,
чем даже отвар корней волчьего лыка, а ведь это крепчайшее снотворное, от
которого трудно разбудить человека. Марьяна сама не знала, что именно она
бормотала, пытаясь утихомирить болезнь, но сейчас черная тьма, объявшая Саньку,
приобрела зловещий синюшный оттенок, поэтому было не до разговоров. Едва не
выронив мальчишку, так дергалось и билось его тельце, она откинула голову,
чтобы беспорядочно молотящие воздух руки не ударили по лицу, а потом опустила
Саньку на пол так, чтобы он раскинулся навзничь. И, с трудом разжав его левый
кулачок, всей тяжестью наступила на мизинец.
Санька тихо вскрикнул – и вытянулся во весь рост. Судорожные
подергивания мгновенно прекратились, от лица отлила кровь, а черно-синяя мгла
растворилась в воздухе – она всегда так исчезала, совершенно бесследно, Марьяне
никогда не удавалось проследить, куда она девалась и откуда ее потом ждать, с
какого края света. Санькины брови сошлись возмущенным уголком, рот плаксиво
искривился – палец-целитель, конечно, болел. Стиснув зубы, чтобы не заплакать
от жалости, Марьяна взяла его на руки: теперь льняная голова привычно скатилась
на ее плечо. Санька вздохнул, засопел ровно, протяжно…
– Его нужно помыть, – властно сказала Марьяна, поворачиваясь
к Абделю, который смотрел на нее, вытаращив глаза. – Ты что, русского языка не
понимаешь? Ах, вот же черт! – спохватившись, она повторила все по-английски, но
выражение лица Абделя не изменилось.
– Чего уставился? – вызверилась Надежда, вмиг обретая
душевное равновесие. – А чтоб тебе на нос – понос, на задницу – насморк! Плюнь
ты на эту черную образину, пойдем, покажу, где ванная.
Это уже было явно адресовано Марьяне.
– У нас зиндан со всеми удобствами, – невесело пошутила
Надежда, препровождая ее в роскошную ванную: сплошь розовый мрамор и мельхиор
там, где в нормальных домах кафель и никель или хром. А может, это и вовсе было
серебро!.. В санузле, достойном голливудской дивы, имелся только один
недостаток: в нем отсутствовало даже самое маленькое окошко.
Надежда, перехватив разочарованный взгляд Марьяны, кивнула,
злобно оскалясь:
– Хоть сквозь канализацию просочись! А под окном в комнате
хари черномазые торчат. И рожи самые отчаянные. Но добралась бы я до них… ох,
как добралась бы!
Она с таким ожесточением принялась мылить и тереть описанные
Санькины шорты, словно это была шея одной из харь (или рож), до которой Надежде
все-таки удалось добраться.
– Ты представляешь, где мы находимся? – быстро спросила
Марьяна, стараясь удержаться от заразительного ожесточения, обмывая под душем
подопревшую Санькину попку.
– Едва-едва, – отозвалась Надежда. – Нас вырубили газовой
гранатой, так что очухались, когда уже к воротам этой хавиры подъехали. Вдобавок
нам всем завязали глаза. Но пара-тройка мыслей все-таки имеется. Мне
приходилось бывать в Херсоне, там степи все сплошь в курганах. На этих курганах
отзвуки шагов по земле слышатся необычайно гулко. Здесь, я заметила, звук такой
же.
– Откуда же в центре пустыни курганы? – удивилась Марьяна,
осторожно оборачивая Саньку мягким розовым, с серебристой нитью полотенцем.
– А где ты видела пустыню? – в свою очередь удивилась
Надежда, принимаясь выкручивать шорты.
– Привет! Меня везли сюда часа три, самое малое! Понятно,
что вокруг должна быть голая пустыня.
– Ну да, а это – живописный оазис! – ядовито отозвалась
Надежда. – Или вовсе мираж. В том-то и дело, что мираж. Возить-то можно хоть до
скончания бензина – скажем, по кольцевой, вокруг Каира. Помнишь, как в Абудабии
на сафари ездили?
Абудабией Надежда называла все Объединенные Арабские
Эмираты, хотя отдыхали они (перед приездом в Египет) совсем не в Абу-Даби, а в
Шардже. Однажды Виктор заказал для своей семьи экзотическое развлечение –
поездку на сафари. Подъехали два сверкающих белизной джипа (в Эмиратах все
машины новехонькие, не старше двух лет, и по большинству белоснежные) с
развеселыми неграми за рулем – и ринулись в пустыню, оказавшуюся в часе пути. А
потом еще час машины скакали по барханам, то вставая на дыбы, то зарываясь в
песок носом, то юзом съезжая, лишь чудом не сваливаясь, по крутому,
осыпающемуся склону песчаного холма, то заваливаясь на бок и выходя из виража
на одном колесе… Поездочка была еще та. Марьяну укачало уже через двадцать
минут, и только отличные кондиционеры да стыд перед хохочущим от восторга
Санькой не давали ей скиснуть.
Потом, уже глубокой ночью, после наперченного ужина в
настоящем караван-сарае, катания на меланхоличном верблюде и созерцания
непременного танца довольно тощего живота, они вновь погрузились в джипы… и
оказались в отеле через полчаса. Непроезжая дорога, глухая пустыня – это все
оказалось дорогостоящей липой для туристов.
Марьяна так и ахнула. Ну конечно! И тут – липа! Она же
видела, выйдя из машины, зарево большого города на горизонте. А курганы? И
впрямь вокруг Каира полно таких странных гулких холмов. Неужели Абдель и Салех
просто гоняли по кругу, чтобы заморочить голову пленнице? И это им вполне
удалось – особенно если учесть, в каком та была состоянии.
– Очевидно, этот Рэнд – очень состоятельный человек, –
сказала она. – Я слышала лай множества собак! Наверное, тут по периметру через
каждый шаг охранник с собакой.
– Я тоже так подумала, – кивнула Надежда, развешивая шорты
на серебряно сверкающей трубе отопления. – Сначала. А потом прислушалась и
поняла, что лай доносится не со всех сторон, а только с одной. И это значит –
что?
– А что? – Марьяна замерла, тихонько баюкая Саньку. Он даже
не проснулся, даже звука не издал во время мытья. Да, сейчас рядом с ним хоть в
барабан грохочи, хоть в трубу труби: будет спать чуть ли не сутки.
– Как это – что? – удивилась ее тупоумию Надежда. – Значит,
все собаки содержатся в одном месте! То есть…
Она снова многозначительно примолкла, но Марьяне сейчас было
не до «Угадайки».
– Да говори ты скорее, – едва ли не рявкнула она. – Сейчас
нас погонят отсюда!
И как в воду глядела. Надежда рта не успела открыть, как в
дверь просунулась круглая голова Абделя.
– Извините, – сказал он, вопросительно поглядывая на
Марьяну. – Но у меня приказ… Не могли бы вы уже выйти?
– Hе могли бы! – отрезала Марьяна, осторожно передавая
Саньку Надежде. – Уложи его попросторнее. А мне помыться надо – умираю!
