Сели в машину. Виктория включила свет в салоне, и за окном
сразу сделалось как-то особенно глухо-темно. Марьяна пыталась хотя бы для
разнообразия запоминать дорогу, но ее мгновенно укачало, и она оцепенело
уставилась вперед, стараясь подавить спазмы зевоты и мучаясь от своей дурацкой
застенчивости: если бы Виктория выключила печку, стало бы легче, но разве
решишься ее попросить?.. Впрочем, ей наконец сделалось так худо, что она
попросила бы, но в этот момент «Нива» стала у неосвещенного подъезда какой-то
«хрущевки». Кругом громоздились гаражи.
– Погодите немножко, – заплетающимся языком сказала Марьяна,
неуклюже вываливаясь на улицу и дрожащей рукой цепляясь за Бориса. – Mеня
укачало, просто не могу!
– Ну вот! – недовольно воскликнул Борис. – Вечно ты! Зря я
тебя взял!
– Hичего, ничего, – покивала Виктория. – Cейчас у нас чайку
с алтайскими травами – и все мигом пройдет. Вы идите к подъезду, а я отцу позвоню.
У нас, знаете, какая осторожность в доме? С ума сойти!
Она вынула из кармана шубки сотовый телефон, набрала номер,
сказала:
– Мамуля! Мы идем, все о`кей. Правда, Борис Ефимович не
один, а с женой, так что ставьте чайник.
В телефоне что-то буркнули – и Виктория открыла перед
Борисом и Марьяной дверь темного подъезда, в котором так воняло кошками, что
Марьяну только чудом не вырвало.
Нужная им квартира находилась на втором этаже. С площадки
третьего пробивался тусклый лучик света, и Марьяна, помнится, удивилась, что
дверь у профессорской квартиры не сейфовая, не железная, а обыкновенная
фанерная – да еще такая обшарпанная и без номера. «Может, для маскировки? –
успела подумать она. – Чтобы не привлекать ворюг?»
Виктория бабахнула в дверь ногой:
– Mамуля! Открывай, это мы, кошки, домой идем!
Марьяна слабо хихикнула, а потом дверь открылась – и она
влетела в квартиру, даже не успев выставить вперед руки, чтобы хоть за что-то
ухватиться.
Нет, она не споткнулась на пороге: она была вброшена внутрь
таким мощным пинком, что все-таки упала – но тут же оказалась в тисках сильных
мужских рук. Кто-то больно рванул ее за волосы, заставив откинуть голову, – и
приоткрывшийся для крика рот мгновенно залепили широкой клейкой лентой, больно
стянувшей Марьяне лицо.
– Возьмите деньги, отпустите! – послышался сзади сдавленный
крик Бориса, но тут же что-то тяжело ударилось об пол, и Марьяна поняла: Борис
упал.
Она хотела оглянуться, но ей не дали: уволокли куда-то в
темноту, швырнули в кресло и привязали к нему так сноровисто, будто заранее и
очень долго отрабатывали каждое движение.
Через минуту Марьяна осталась одна в кромешной тьме, которую
рассеивал только светящийся очерк вокруг двери: в соседней комнате зажгли
лампу.
Что-то тяжелое проволокли по полу, и Марьяна с ужасом
догадалась: это Борис! Это его потащили!
– Лихо вы его приложили, ребятишки! – насмешливо сказала
Виктория… вернее, та, что называла себя Викторией. – Не зашибли насмерть?
– Обижаешь, золотко, – отозвался мужской голос. – Рука
опытная.
– Ну, давай свою опытную руку. Получи, в расчете. Все,
ребята, чао, до новых встреч!
– Ну вот! – обиженно буркнул мужчина. – А с девочкой
побаловаться?
У Марьяны остановилось сердце. Девочка – это она, поняла
обострившимся от безумного страха умом. С ней побаловаться – значит,
изнасиловать! Она зажмурилась так, что в глазах замельтешили огненные клубки. И
тут после заминки, показавшейся бесконечной, снова раздался голос Виктории:
– Ладно, неужто еще не набаловались?! Идите, найдете себе
вон около универсама. Денег на все хватит. А девочка эта нам еще очень даже
понадобится, она для нас просто-таки подарок судьбы!
У Марьяны слегка отлегло от сердца.
Хлопнула дверь: ушли мужчины.
– Девчонки, все тип-топ, – подала голос Виктория. –
Выходите. Клиент скорее жив, чем мертв.
– Давайте-ка его на кухню перетащим, – послышался еще один
женский голос. – Я не хочу, чтобы она слышала, о чем мы будем говорить. Ее дело
– смотреть.
– Может быть, ей заткнуть уши для надежности? – послышался
третий голос.
– Хорошее дело, – отозвался второй. – Только транспортируем
Борика на кухню и объявим правила игры. Он должен понять: эра милосердия –
кончилась!
После того как тяжесть вновь протащили по полу, Виктория и
еще одна девушка, повыше ростом и сильно надушенная, осторожно сунули в уши
Марьяне тугие ватные тампоны, и мир вокруг умолк.
В тишине и темноте – светился только контур двери, будто
обведенный раскаленным лезвием вход в преисподнюю, – Марьяна билась изо всех
сил, пытаясь освободиться от пут, но все было напрасно. Время шло, шло… Она так
раскачала кресло, что едва не рухнула вместе с ним на пол. Удержалась чудом и
впредь постаралась быть осторожнее: уж очень унизительно показалось биться на
полу, подобно черепахе, перевернутой на спину! Иногда ей казалось, будто
веревки слабеют, но они лишь с новой силой впивались в тело… Время, казалось,
тянется бесконечно. Ей было невыносимо, до обморока жарко и душно в куртке. И
ни на чью помощь нельзя рассчитывать!
Она боялась думать о конечной цели похитительниц. Выкуп?
Может быть, родителям Бориса сейчас уже названивает кто-то из этих хитромудрых
девчонок, называя кругленькую сумму? Ну что ж, Ефим Петрович ничего не пожалеет
ради единственного сына. А ради невестки? Ведь отношения у них более чем
прохладные…
«Папа! – воззвала Марьяна мысленно. – Видишь, это все
потому, что ты умер! Eсли бы не твоя болезнь, мы не познакомились бы с Борисом
– а значит, меня не затащили бы сюда, в этот притон!»
Притон… Жуткое слово заставило ее задрожать. Что, Господи,
что значили слова той девки об окончании эры милосердия?!
На свой вопрос она немедленно получила недвусмысленный
ответ.
Pаспахнулась дверь. Cвет, ударивший в лицо Марьяне, был так
ярок, что она тотчас зажмурилась, но взгляд успел сфотографировать сплетение
тел, показавшихся черными, будто обугленными. Сплетение трех тел…
Осторожно, словно увиденное могло оказаться смертельным,
Марьяна открыла глаза – и невольно вскрикнула. Она не услышала своего голоса,
только вдруг стало саднить горло. Наверное, она закричала очень громко… но ее
никто не слышал, ведь рот был заклеен.
