– Вот так, хорошо. Теперь пойди умойся. Там, в ванной, на
полках чистые полотенца. А когда немного придешь в себя, поговорим.
Она послушно вышла из комнаты – нестерпимо захотелось
остаться одной.
Когда Марьяна через четверть часа вернулась, поправляя
мокрые волосы, Васька что-то говорил по-арабски в телефонную трубку со страшной
скоростью – так что Марьяна и двух слов не разобрала.
– Я позвонил маме, – сказал он, положив трубку и оглянувшись
на Марьяну. – Попросил ее прийти, посидеть с тобой, пока я прогуляюсь с
друзьями.
Марьяна вскинула брови:
– В разведку? На горячую точку? Все-таки решил?
– Это самое разумное, ты же понимаешь, – пожал плечами
Васька. – На меня никто не обратит внимания. Мы с Китмиром где хочешь пройдем.
А тебе лучше там не показываться… пока. Мало ли что… Но что бы я ни узнал –
ей-Богу, сразу же позвоню, сообщу, что и как.
Он выгреб из кармана горсть жетонов для автомата:
– Видишь? Обязательно позвоню!
«Странно, – подумала Марьяна. – Почему тогда понадобилось
сюда ехать? Могли бы прямо на улице начать звонить». Впрочем, на улице не было
этого благословенного, спасительного душа…
– Давай договоримся на всякий случай, – сказал Васька. – Ты,
когда телефон зазвонит, трубку сразу не бери. Я выжду два гудка, потом снова
перезвоню. Еще два. Ты опять не бери трубку. И только на третий раз…
Марьяна невольно взглянула поверх его плеча на полку над
телевизором, где в беспорядке громоздились потрепанные коробки с
видеокассетами. Так… «From Russia with love», «Gold Finger», «Hard to Kill»… Понятно.
Агенты 007 и разные прочие Нико. Единственный союзник Марьяны – просто
мальчишка, который, конечно, искренне сочувствует соотечественнице, но при этом
от всей души «отрывается» в создавшейся «криминальной ситуации». Да ладно,
пусть поиграет. В конце концов, чем еще она может вознаградить его за хлопоты?
Не совать же фунтовые бумажки русскому князю!
– Что, шифровка для Блюхера? – все-таки не удержалась она от
иронии. – Или как это там… цветок на подоконнике для профессора Плейшнера? А
говорить ты будешь нормально или тоже шифром? Может, акростихами будем
изъясняться?
– Нет, акростихи устно никак не понять, – серьезно сказал
Васька. – Однако мало вероятности, что мой телефон прослушивается. А вот если
бы нам пришлось переписываться, пришлось бы разработать систему цифровых
шифровок. Накалывать на определенных страницах буквы…
– Например, вспомнив твою татуировку на ладони? Нет, знаешь
ли, уж лучше лимонным соком писать, – устало промолвила Марьяна. – Или молоком.
А потом чернильницу, слепленную из хлеба, съесть.
– Как Ленин в тюрьме, да? – хихикнул Васька. – Однако же
заболтался я чрезмерно…
«Да уж», – чуть не сказала Марьяна, однако сдержалась и лишь
кивнула.
– Побежал! – крикнул он, выскакивая на крыльцо. – Живой
ногой обернусь. Китмир! За мной! Два звонка, потом еще два…
И юнец с собакой исчезли в лабиринте глухих заборов, до того
напоминающих окрестности виллы «Клеопатра», что Марьяне даже не по себе
сделалось от такого мрачного совпадения.
Она ушла с раскаленного крыльца в прохладные сумрачные
комнаты и сначала долго сидела в кресле, незряче разглядывая потускневшие от
времени, кое-где даже потрескавшиеся картины. Она не спросила, был ли Васька
хоть раз в России. Вряд ли: дорогое удовольствие, а живут, по всему видно, хоть
и стабильно, но не в большом достатке. Так что для него Россия воплощена в этих
старинных, щемяще-прекрасных, почти фантастических своей недоступностью
пейзажах. Для нее сейчас – тоже. Господи, чего бы она только не дала, чтобы
сейчас оказаться на берегу вон того озера!
Идиллический пейзаж вдруг поплыл перед глазами, и Марьяна
поняла, что это слезы. Вскочила, бесцельно засновала по комнате. Опять
принялась набирать уже наизусть затверженные номера, однако ни один по-прежнему
не отвечал. Марьяна с ненавистью посмотрела на телефон, повесила трубку, пожалев,
что конструкция аппарата не позволяет грохнуть ее на рычаг. Ох, хоть бы уж
пришла эта самая матушка Васькина. Как бишь ее зовут? Татьяна… а по батюшке?
Нет, Татьяна – это какая-то там Васькина прабабушка. А имени своей матери он не
назвал. Забыл, что ли? То есть Марьяна вообще ничего о ней не знает. И если
придет любая женщина и скажет, что она какая-нибудь Милица Кирибитьевна или
Марь-Ванна Шеметова, Марьяне придется поверить ей на слово. А та вдруг выхватит
из кармана тряпку, пропитанную хлороформом, и…
Ну, мания преследования обострилась! Марьяна не глядя
схватила с полки какую-то книжку, открыла наугад, рухнула в кресло, заставила
глаза приковаться к строчкам, с трудом разбирая дореволюционный шрифт с ерами,
ятями, ижицей и фитой:
«Можно сказать, что Хеопс был похоронен в солнечных часах.
Пирамида, которая считается усыпальницей этого фараона, была построена с
уклоном граней 51 градус и 51 минута, а все плиты имели ширину 1,356 метра.
Именно на 1,356 метра ежедневно укорачивается тень от пирамиды – вплоть до
своего полного исчезновения в день весеннего равноденствия – в последний день
года древних египтян. То есть Большая Пирамида отсчитывает год с большой
точностью: до 0,24219 дня!»
Марьяна быстро перелистала книжечку. Все в таком же роде –
малопонятно, зато интересно. На титуле название: «Тайна пирамиды Хеопса.
Сочинение князя Василия Шеметова, Париж, 1932 год».
Ого! Не слабые книжки писал Васькин предок! Академик!
Однако читать больше не было сил. После ухода Васьки прошло
всего полчаса, однако Марьяне казалось, что не меньше полудня. Солнце и впрямь
скоро двинется к закату, а там мгновенно рухнет темнота. Здесь вечер – понятие
условное.
Вокруг нее ощутимо смерклось, только из соседней комнаты
проглядывало чуть заметное свечение. Марьяна почему-то на цыпочках прокралась к
двери – и тихо ахнула, увидев огонечек лампадки под образами в вышнем углу.
Все так же, крадучись, она вошла в комнату и тихо стала на
колени, прижимая к груди сочинение князя Шеметова, словно молитвенник.
Огромные, вечно печальные глаза Пресвятой Девы кротко
смотрели на Марьяну из-под низко надвинутого на лоб белого убруса, шитого не то
жемчугом, не то серебром, не то белым шелком. Мальчик у нее на руках глядел
затаенно и равнодушно.
– Господи, Иисусе Христе, – робко сказала Марьяна, – матушка
Пресвятая Богородица! Помилуйте всех, кого я люблю. Папочка, родненький,
заступись за нас здесь, на чужбине! Пожалуйста, спаси Григория и Саньку,
Виктора, Надежду, Женьку, Ларису – всех наших!
