Задумавшись, а «волка» ли ревную к Лалари, я посмотрела, как мой сын пьет сок из красивого стакана, затем покосилась на остальных гостей и, столкнувшись с тяжелым взглядом длинноволосого бьёрна, которого звали Арсением, поспешно уткнулась в свою тарелку, намереваясь закончить трапезу в молчании. А потом без свидетелей поговорить с Килларом на тему наших дальнейших взаимоотношений. Но ужинать в тишине глава белой стаи не пожелал, а зря. Все началось с тоста за удачное приобретение, которым он назвал будущую младшую жену. Мужчины с радостью поддержали своего предводителя звоном хрусталя, Лалари скривилась, но тоже подняла бокал, а я… обиделась.
Не вещь ведь, чтобы обо мне так говорить. Пусть имени и не назвал, но оно же и без этого всем, кроме Яшки, понятно. Я резко отодвинула в сторону вино, любезно налитое мне услужливым официантом, который, судя по развороту широких плеч и слишком цепкому для простой прислуги взгляду, наверняка был еще и тренированным телохранителем, после чего задумчиво проговорила:
– А почему именно младшей? В тринадцатом законе бьёрнов ни слова нет о том, какой именно женой должна стать насильно уведенная невеста. – И подарила «жениху» самую невинную улыбку, на какую в тот момент была способна. Холодный прищур его желтых глаз мне не очень-то понравился, но взгляда я не отвела, решив стоять на своем. Раз уж так жаждет жениться – пусть делает это нормально!
Стоит ли говорить, что никто из присутствующих так и не выпил?
Я думала, что Аккилар либо нахамит, либо отшутится, чтобы не выглядеть плохо в глазах ребенка, но он не произнес ни слова. Зато за него с лихвой высказался бьёрн с распущенными белыми патлами.
– А ты не слишком ли многого хочешь, девка? – спросил он, не скрывая своего пренебрежения ко мне. Память мигом воскресила события прошлой ночи, когда меня также называли «девкой», и от этого стало еще обидней. – Скажи спасибо, что Акиллар вообще с тобой возится и жениться собирается. А то мог бы попользовать и выбросить за ворота вместе с твоим щенком.
– По закону… – начала я, сглотнув подступивший к горлу ком, но длинноволосый перебил:
– Да кого волнуют эти законы?!
– А раз не волнуют, так нечего меня тут удерживать! – огрызнулась я, случайно стукнув вилкой по краю тарелки. Звон получился знатный. Ну и хорошо! Пусть думают, что я злюсь. Раздражение прекрасно скроет чувства, демонстрировать которые я никому не собираюсь. Как не собираюсь и устраивать сцен в логове врага. Во-первых, потому что со мной маленький сын, а во‑вторых, одна с шестью мужиками, один из которых амагичен, я просто не справлюсь, а можно ли рассчитывать на помощь Лалари – неизвестно. Эта «кошка» из тех, которые гуляют сами по себе. Эх, был бы тут Саша с его даром «замораживать» окружающих. – Мы сами с удовольствием отправимся за ворота, – сказала я, гордо вскинув голову, и глянула на Арсения так же «дружелюбно», как и он на меня. – Вот прямо сейчас и пойдем, – добавила, начиная демонстративно подниматься. – Яш…
– Сидеть! – Приказ Акиллара неприятно резанул по натянутым нервам, от былого благодушия «волка» не осталось и следа. Ну надо же… Сидеть! Словно мы собаки какие-то, а не люди. Теперь к обиде добавилась реальная злость, но я постаралась взять себя в руки, чтобы не наделать глупостей. – Аня, будь добра, сядь, – более вежливо перефразировал свою команду он, и я нарочито медленно опустилась на стул. – А ты, Арсен, следи за тем, что говоришь моей невесте.
Бьёрн недовольно насупился, но спорить с вожаком не стал, зато посмотрел на меня так, что, если б взглядом можно было убивать, я бы тут и скончалась в страшных муках. Вот и за что, спрашивается, он так меня ненавидит? Что я ему плохого-то сделала? Или вопрос не конкретно во мне, а в самой свадьбе? Кто этих желтоглазых разберет.
Где-то с минуту за столом царила напряженная тишина, а потом Лалари, пригубив вина, язвительно поинтересовалась:
– Неужели, Арсений, перья до сих пор так бока щекочут, что нормально общаться не можешь?
И мужика снова прорвало:
– Да как ты… – сжатый в его руке бокал треснул, расплескав по узорчатой столешнице темно-красное содержимое. Оба официанта кинулись устранять последствия чужой оплошности, но отступили с вежливым поклоном в сторону, едва взглянув на перекошенную физиономию бьёрна. А этот психованный схватил салфетку и принялся промакивать лужицу сам. Естественно, напоролся рукой на осколок и, вместо того чтобы встать из-за стола и пойти обработать рану, яростно зашипел, швырнул салфетку и, уставившись на меня, выдал: – Ты это сделала, ведьма, да? Ты меня поранила!
– Это как, интересно? – искренне удивилась я.
– С помощью твоей проклятой магии! – воскликнул он, а я подумала, что горячий темперамент и вспыльчивость присущи скорей всего большинству белых модифицированных. Удивительно, что Павел до сих пор молчит. Или ему исключительно ром язык развязывает? Взглянув на остальных, заметила, как те усердно ковыряют в тарелках, явно не желая участвовать в мерзкой сцене. – Ты – гадкое отродь… – снова начал возмущаться Арсений, но Акиллар перебил:
– Хватит! – стукнув по столу кулаком так, что мы с Яшкой аж подпрыгнули, воскликнул он. – Прекрати портить мне вечер, Арсен! – Вот так вот… ему вечер, а не мне настроение необоснованными наездами. Гады все! И белые, и рыжие. Ведь если б Лалари промолчала, глядишь, и закончили бы мы эту проклятую трапезу в тишине. – Езжай домой. У тебя сегодня был плохой день…
– Из-за этой стервы, – выпалил длинноволосый, потрясая окровавленной кистью. Хотелось сказать, что сам он такой, но я прикусила язычок, не желая провоцировать больного на голову господина еще больше.
– Эта, как ты выражаешься, стерва – моя будущая жена, – напомнил ему глава клана.
– Младшая, – мстительно добавил бьёрн, который мне категорически не нравился. Истеричка какая-то, а не мужчина. Кем же он все-таки приходится вожаку, кроме как близким другом? Только бы не очередным братом или каким-то другим родственником. Хотя так, наверное, и есть. Иначе не сидел бы за столом по правую руку от предводителя.
– Младшая или старшая, – хмуро поглядел на блондинистого психа хозяин дома, – без разницы. Оскорблять ее имею право только я, – подвел итог их спора он. И снова в столовой повисла тишина, в которой обычный детский голос прозвучал как-то слишком уж громко.
– Никакая мама вам не жена! И никогда ею не станет. – После чего мягко, но настойчиво сын обратился ко мне: – Поехали домой, мам. Я больше не хочу здесь оставаться.
«Я тоже», – поддержала я сына мысленно, но вслух ничего сказать не успела, потому что снова заговорил Акиллар:
– Да ладно, малыш, не сердись. Дядя Арсен просто… приболел сегодня. После визита в магазин твоей мамы. – И выразительно посмотрел мне в глаза, будто я должна была что-то понять… что-то… Адово пламя! Так вот почему этот патлатый так невзлюбил меня?! А я, глупая, сразу и не сообразила, о каких перьях упоминала Лалари.
– А нечего было вламываться в лавку, на двери которой висит табличка «Закрыто»! – сказала я, наблюдая за тем, как мой враг (ибо как по-другому назвать мужчину, столь ненавидящего меня, не знала) наматывает белое полотенце, поданное официантом, на свою окровавленную конечность.
