Они смотрели друг на друга, как будто остановив время и ощущая нечто нереальное – узнавание, признание, единение, проваливаясь куда-то в непознанное, может, друг в друга, в глубь веков, бог его знает!
Но точно – вместе!
Громко щелкнул в полной тишине, как выстрелил, закипевший чайник, разбивая это взаимное познание и возвращая их в действительность.
Артем дотронулся кончиками пальцев до щеки девушки и, забыв придать вопросительности предложению, сказал:
– Ты выйдешь за меня замуж!
– Ты спрашиваешь или утверждаешь? – почему-то шепотом, не отводя от него глаз, спросила Тина.
– Утверждаю!
Беркутов, оторвав ее от пола, крепко прижал к себе своими сильными, самыми замечательными в мире руками! Тина повисла на нем, сцепив руки и ноги у него за спиной. А он подтянул ее повыше, одной рукой подхватив под попку, другой крепко обняв за спину, и стал не спеша расхаживать по кухне, слегка покачивая, пытаясь унять ее боль в запястьях.
Он чувствовал ее всю и чумел от этих ощущений, точно зная, что она его, вся, вместе с этим халатиком и ночнушкой и всеми трудными мыслями в голове, и даже с не изжитыми до конца детскими комплексами.
Тина чувствовала возбуждение Артема, даже его мысли чувствовала, словно слышала! Положив голову ему на плечо, она вздохнула и сказала:
– Я о тебе ничего не знаю, кроме таких незначительных деталей, как то, что ты носишь ключ от наручников в пряжке ремня.
– А я тебе все расскажу! – весело пообещал он.
Беркутову приходилось постоянно напоминать себе, что Тине больно и единственное, что ей сейчас нужно, это успокоение и утешение. Ему казалось, что рука, поддерживающая ее под попку, посылает сигналы не в мозг, а ровно в противоположном направлении.
– Нам нельзя, – помогая ему, сказала Тина. – В целом, потому что у тебя уголовное дело, где я главная подозреваемая или фигурантка, как там у вас это называется. И в частности, потому что в доме спят гости. Давай, что ли, чаю попьем и поговорим.
– Знаешь, – тихо предупредил он, – сейчас эти «нельзя» меня вряд ли остановили бы! Но нам нельзя – ты вся в порезах и царапинах.
– А это вряд ли бы остановило меня, – в тон ему ответила Тина.
– Молчи, женщина! А то люди в доме прослушают полный курс необузданного секса!
Он усадил ее на стул и, поцеловав в лоб, отошел – подальше от искушения.
– Молчу! Чаю?
– Давай лучше водки! А то я от стресса так и не принял со всеми за ужином, думал, может, тебя потребуется в больницу отвезти.
– А давай! – согласилась она. – Составлю тебе компанию, может, болеть так сильно перестанет.
– Ты сиди, – остановил ее Артем, когда Тина поднялась. – Я сам все достану.
Он открыл холодильник и начал выставлять на стол остатки закуски, аккуратно завернутые Ритой вместе с тарелками в целлофан, выставил початую бутылку, достал с полки две рюмки.
Тина зачарованно следила за его действиями, она поймала себя на том, что еще никогда не видела, чтобы мужчина накрывал на стол. Папе мама никогда не позволяла, а Лешка… Смешно.
Артем, расставив все на столе, разлил водку по рюмочкам-мензурочкам и сказал тост:
– За обезболивание!
Они чокнулись и выпили, и, с удовольствием хрустя соленым огурчиком, Артем сообщил:
– Сразу снимая лишние вопросы, сообщаю: я не женат и детей у меня нет.
– А был? – заинтересовалась Тина.
– Был, три года назад, развелись. А про тебя у меня все запротоколировано.
– Ужас какой-то! Никаких секретов и женской таинственности!
– В тебе целый вагон женской таинственности! – рассмеялся он. – А разгадывать секреты – моя специальность.
– Почему ты выбрал эту профессию?
– Ты знаешь, что ты совершенно неординарная? – спросил Артем весело. – Вместо того чтобы спросить про жену и почему я развелся, что логичнее для женщины, ты спрашиваешь о выборе профессии!
– Ну хочешь, спрошу, почему развелся? – спохватилась Тина, хотя почему-то это было ей не так интересно.
– Давай еще по одной? – предложил он.
– Давай.
Выпив, Артем задумался, посмотрел в темное окно, пытаясь сформулировать ответ для себя самого.
– Удивительно, но я только сейчас понял, что никогда не задавал себе такого вопроса. Школу я окончил с золотой медалью и после армии поступил на юрфак МГУ как-то легко, без всякого блата.
Артем встал, взял со столешницы сигареты, открыл пошире форточку и закурил, давая себе время сосредоточиться.
– Мое поколение приняло на себя весь перелом – переход от одной жизни к другой. Мы начинали учебу в Союзе, а закончили в России, после полного развала страны. Еще в университете все кинулись в кооперативное движение, в зарабатывание денег. И к диплому как-то незаметно все поделились на богатых и не богатых, еще не бедных, но уже других. И все как обычно: богатые презирают бедных за неумение крутиться и зарабатывать и за большую степень свободы от денежных знаков; бедные – ненавидят богатых по исторически сложившейся традиции. Что удивительно, ничего делать не будут, даже не попытаются, просто лежат на диване или пьют водку и ненавидят! Те, кто почувствовал вкус денег, утратили чувство грани, за которой надо остановиться, чтобы остаться человеком. Те, кто, ничего не делая, просто ненавидят, доводят этим себя до шизы и деградации. Мне не нравятся оба полюса! Я за то, чтобы всеобщий психоз денег, захлестнувший страну, не распространял вирус ненависти, как заразу. Я точно знаю, что для этого нужны простые действия, типа «вор должен сидеть в тюрьме»! Человек должен знать, что наказание неотвратимо для всех, независимо от размеров кошелька и должности. Я понимаю, что это звучит пафосно, да и с органами власти и законами у нас пока беда, но начинать надо с себя. И про взятки и коррупцию все понимаю, в моей работе это вокруг и рядом. Казалось бы, хороший мужик, и знаешь его отлично, и столько дел вместе раскрутили, а выясняется… Постоянно. Мне это претит. Поэтому я постою на рубеже, зная, что если дело проходит через меня и человек действительно виноват, я доведу его до суда, чего бы мне это ни стоило.
Артем замолчал, удивляясь, чего это он вдруг так разошелся, хотя кому, как не Тине, пытаться объяснить свою позицию. И уже спокойнее, как-то по-мальчишески добавил:
– А еще мне очень нравится переигрывать противника, вычислять его! Расщелкивать все его схемы!
– Значит, любишь побеждать! – заметила Тина, слегка обескураженная его откровенностью и такими глубоко личностными мыслями, которыми Беркутов решился поделиться с ней. – А мне всегда было жаль, – усмехнулась девушка, – в книгах или в кино, когда мошенник придумывал замечательно умную, закрученную схему, а его вычисляли.
– Синдром Робин Гуда, – кивнул Беркутов. – Всем кажется, что обманывают и обворовывают только богатых и вообще каких-то самих виноватых и глупых. Увы, в нашей стране все мошенничества рассчитаны на малоимущих людей и далеко не идиотов.
