– Что? – не двигаясь и не отрывая вспотевшего лба от подлокотника дивана, спросил Степан.
– Мы отражаемся в зеркале, и картина открывается, хочу тебе сказать, впечатляющей красоты! Великий доктор Больших со спущенными штанами и красивым голым задом! А я в порядке, меня не видно!
– Красивым? – переспросил, улыбаясь в гобеленовую ткань подлокотника Степан.
– О-о-очень! – уверила воодушевленно Стаська.
– Перебираемся на кровать! – распорядился Больших.
– А что, предполагается сон? – уточнила план мероприятий Стаська.
Она теперь могла шутить, язвить, смеяться – она теперь все могла!
– Даже не надейся! – поднимаясь и подхватывая ее на руки, отверг предположение Степан.
Теперь, не боясь ничего, не спеша и имея все время в мире, он медленно раздевал ее, уложив на кровать, шептал что-то на ушко, гладил, переворачивал, целовал, и Стаськин счастливый звонкий смех наполнил всю квартиру, зиявшую до этого пустотой обреченности.
Спустя продолжительное время, плотно заполненное действиями, они ели, устроив пикник на полу возле дивана, набросав подушек, притащив вкусностей из кухни, усевшись напротив телевизора, который забыли включить за ненадобностью, и разговаривали.
– Расскажи мне о себе, маленькая, я ведь не знаю о тебе деталей, только основное.
– Детали – это моя жизнь?
– Да. Основное – ты сама, а детали – то, как ты жила. Ты была замужем?
– Нет. Но у меня был продолжительный роман! – как ребенок, о чем-то важном заявила Стаська, скорчив дурашливую рожицу.
– Продолжительный?
– Да. Целых полгода!
– Сро-ок! – засмеялся Степан, наклонился и поцеловал ее в губы. – И что за роман? Мне надо волноваться?
– Ну, поволнуйся! – разрешила Стаська.
«Роман» случился, когда Стаська работала в представительстве американской фирмы и, как водится, с коллегой.
Александр работал менеджером и, как он всегда подчеркивал, представляясь: «высшего звена», с ближайшей перспективой стать топ-менеджером.
На свидания ходить не пришлось, сближение и узнавание происходило на многочисленных корпоративных мероприятиях и в непосредственном общении на работе.
Но он ухаживал. Красиво.
Цветы, конфеты, билеты на самые дорогие и престижные концерты, выставки и театральные постановки. Посещение ночных клубов – престижных-престижных – все в разрезе заявки на ожидаемое топ-менеджерство и подготовки к нему.
Красиво. Но недолго.
Как только они побывали в постели пару раз, быстро-быстро манера общения и взаимоотношений изменилась, направляемая Александром в определенное русло.
Стаське думалось, что она влюблена, и пока ей это казалось, и она активно себя в этом убеждала, то и не замечала явных перемен в поведении возлюбленного.
Их звали в клуб на какого-то английского певца, он говорил:
– Давай лучше останемся дома. Ты что-нибудь вкусное приготовишь, побудем вдвоем.
– Давай! – радовалась предстоящему интиму Стаська.
Княгинюшка сделала царский подарок: два билета на Хворостовского, невозможных к приобретению по причине дороговизны и дефицита, Александр поморщился:
– Не люблю я оперу!
«Странно, – прозвучал первый робкий звонок в Стаськином сознании, – а говорил, что любишь и разбираешься!»
– И чувствую себя неважно, голова болит. Давай дома останемся.
Дома кавалер остался один, Стаська, выклянчив у него разрешение, пошла на концерт с княгинюшкой. А на следующий день она случайно услышала на работе, как он говорил начальнику:
– Вчера со Станиславой ходили на Хворостовского – это что-то! Он гений! Потрясающе!
«Ладно, – подумала Стаська, – что я знаю про карьерные заходцы, может, так надо!»
Александр жил отдельно от родителей, в однокомнатной квартире, но у черта на рогах – на «Братиславской», в новом доме. Добираться до работы – не ближний свет, да и пробки, и он старался остаться у Стаськи, в центре.
Месяца через полтора-два устоявшихся и вошедших в колею более или менее отношений он стал понемногу на нее давить:
– Что я мотаюсь туда-сюда! Надо к тебе вещи перевезти, а то и не видимся совсем вне работы!
«Вне работы» они через день и все выходные проводили вместе, то у нее дома, то у него – ей казалось вполне достаточно.
Куда еще больше! В брак?
У Стаськи что-то там в мозгу легонько щелкнуло, не мысль четкая и не подозрение, а как бы предупреждение мягкое.
Вот не хотелось ей, чтобы Александр к ней переехал, и вещей его в своей квартире не хотелось.
Почему? Вроде как влюблена же? Вопро-о-ос!
Она зацепилась за возможность, подогнанную самой жизнью:
– Ко мне родители приезжают. Потом, может, когда уедут. Посмотрим.
Он мягко отступил от требований, на время.
С родителями Стаська Александра не познакомила, а он настаивал и дулся, и пару раз не отвечал на звонки – воспитывал. Стаська порасстраивалась непродолжительное время, но…
– У них сегодня концерт. А сегодня они на приеме в Кремле. А сегодня уехали на дачу, а завтра… – отвечала она.
Мама спросила, услышав ненароком ее с Александром разговор по телефону:
– Стасенька, мы можем отложить все планы, ты же знаешь! Если тебе надо нас с кем-то познакомить, мы с Ромой «всегда готов!».
– Нет, не надо, – отказалась Стаська.
Родители уехали, мир с Александром был восстановлен, но тут кавалер изменил распорядок их встреч единоличным решением и целенаправленными действиями, практически каждый вечер после работы приезжая к ней. Открывал своим ключом дверь, бросал портфель в коридоре, стягивал ботинки и кричал Стаське в кухню:
– Я дома!
Стаська каждый раз морщилась, ее коробило это «Я дома!».
«Это я дома, а ты в гостях!»
Но остатки самовнушения про влюбленность еще где-то там витали и, вздыхая, она терпеливо молчала.
И затеяла ремонт, как радикальное средство от совместного проживания и водворения на ее территории Александра.
– Какой ремонт! – негодовал будущий топ-менеджер.
– Мне родители специально оставили деньги на новый интерьер!
И хорошо изучив, чем можно на него безошибочно повлиять, испытывая некое язвительное удовольствие, пояснила мотивацию:
– Они сказали, что все это устарело, а мебель немодная и дешевая!
– Да? – Он осмотрелся по сторонам в свете данного заявления. – Может быть. Я не хотел тебе сам об этом говорить.
