Когда все заинтересованные стороны собрались, Серафима, не дав никому слова, перехватила инициативу по проведению собрания в свои руки и предложила изложить претензии.
– Ваша девочка избила моего сына! – воинственно обвинила Лешина мама.
– Как? – спокойно спросила княгинюшка.
– Подошла и ударила кулаком в нос! – возмущенно вступила директор, чувствуя, что теряет председательские функции.
– Кто это видел? – тем же невозмутимым тоном вела допрос Сима.
– Дети! – подключилась к обвинению Наталья Алексеевна.
– Дети, – повторила Сима. – А кто из преподавателей, из взрослых видел?
– В тот момент в классе были только дети! – не убрав обвинительных ноток из голоса, недовольно сказала учительница.
– Напомните мне, – потребовала чиновничьим холодным тоном Сима, – если я правильно помню, то по должностной инструкции учеников младших классов категорически запрещено оставлять одних, без присутствия преподавателя или персонала школы не только на уроках, но и во время перемен?
– Но я всего на пять минут… – покраснела учительница, мгновенно превратившись в обвиняемую, – только в туалет…
Сима величественно и снисходительно посмотрела на нее и перевела многозначительный взгляд на директрису…
– Идем дальше! – перехватив окончательно прокурорские обязанности, продолжила Сима. – Мальчик, подойди сюда, пожалуйста. Не бойся.
Леша развернулся, посмотрел на маму с папой вопрошающе, не узрев видимых возражений, нерешительно подошел. Сима поставила его рядом со скромно молчавшей Стаськой.
Надо сказать, что Леша был мальчиком большеньким – на голову выше Стаськи и раза в два толще, по-хомячьи щекаст, с толстой попой и выпирающим животиком. На фоне тихо стоящей сцепив ручки в замок, тонюсенькой, маленькой Стаськи, картина вырисовывалась, прямо сказать неоднозначная…
– Вы хотите убедить меня, что Станислава, по собственной инициативе, ни с того ни с сего, подошла вот к ЭТОМУ мальчику и ударила его в нос? – делая упор на полной невозможности данного заявления, спросила Сима.
Директриса и учительница уставились на детей в полном замешательстве, словно увидели их первый раз.
Но Сима только начала!
– Наталья Алексеевна, насколько мне известно, Станислава неоднократно подходила к вам, жаловалась, что ее обижают, и просила принять меры?
– Ну… – учительница еле сдерживала слезы и откровенно не понимала, что вообще происходит, – да, она говорила, что ее дразнят…
– И не только дразнят! – повысила обвиняющий голос Сима. – Значит, признаете, что сигналы поступали?
Теперь уже четверо взрослых – родители Мишины, директриса и Серафима уставились вопрошающе на юного педагога.
– Ну да! Признаю! – каялась учительница. – Стасенька жаловалась! Но они же дети! Обзывают друг друга, ну и что? И все дети в классе сказали, что она первая ударила!
– Да? – прогремела Сима. – Я думаю, все было ровно наоборот! Но раз в вашей школе обвинения строятся на основании показаний семилетних детей… – И, выдержав многозначительную паузу, строго посмотрела на директрису.
Та уже давно сникла, поняла, что вдряпалась, и успела сто раз пожалеть, что устроила это разбирательство – надо было наказать обоих, и все дела!
И кто эта дама? А если чиновник из министерства?! Вон и инструкцию знает! Чиновник, точно! Сразу с тоской вспомнилось про пенсию, шатающееся директорское кресло и с ужасом представились все последствия, коими может закончиться для нее это разбирательство…
– …давайте у детей и спросим! – узрев на лице директора ожидаемый результат, закончила фразу Сима. – Так! Алексей, скажи нам честно, не бойся, тебя никто не будет ругать! Ты обзывал, обижал Станиславу?
Лешка посмотрел вопросительно на родителей, в надежде, что те подадут знак ничего не говорить и не отвечать, не найдя поддержки, шмыгнул не дышащим, заклеенным лейкопластырем, носом.
– Да… – прошептал он.
– Не слышу? – потребовала всенародного озвучания Сима.
– Да, я ее обзывал, – чуть громче, сказал мальчик.
– И только?
Он снова посмотрел на родителей в надежде на поддержку, шмыгнул носом, пустил покаянную слезу.
– Я скинул ее тетрадки с парты.
– И только? – не прониклась Сима. – Ты ее толкал?
– Не-е помню-ю-ю… – разрыдался Лешка – толкнул, мо-ожет!
– Это было первый раз? – мягче спросила Сима, убавив напора.
– Не-е-ет! – покаялся мальчонка и кинулся к папе.
– Так! – осталась довольна проведенным опросом Сима. – Подведем итог. Мне картина происшествия совершенно ясна! Станиславу постоянно терроризировали, задирали, обзывали, толкали, шпыняли! Я думаю, в этот раз, когда Леша Мишин стал ее толкать, она отмахнулась и случайно попала ему по носу! Из всего выясненного здесь следует, что должностные инструкции нарушаются, первоклассники предоставлены сами себе, детская жестокость поощряется, жалобы остаются неуслышанными, дети становятся объектом обвинения самих же истязателей. И данное поведение поддерживается преподавательским коллективом! – прогремев постановлением суда, Сима смягчила впечатление, чтобы не перегнуть палку: – Странно, я о вашей школе имею совершенно иные сведения – как о серьезной, с сильным преподавательским составом…
Наступила тишина. Сима выдержала паузу, дав прочувствовать присутствующим взрослым всю глубину обвинительного приговора.
– Так. Теперь с вами, – и она развернулась к семье Мишиных.
Те затосковали уже давно – где-то в начале судилища. Пятой точкой чувствуя, что от этой бабы можно ожидать каких угодно неприятностей, и мечтали лишь об одном – испариться из этого кабинета как можно скорее и дальше!
– Вы знаете, что для трудно управляемых детей, склонных к жестокости, есть специальные учебные заведения? – вкрадчиво-страшным, чиновничьим тоном поинтересовалась Сима.
Степень бздения четы Мишиных и так уже зашкаливала, а тут с ними просто случился временный паралич, образно называемый в народе «кондратием» – они живо представили себе перспективку такого специального учреждения и позеленели на глазах у публики.
Сима осталась довольна и этим результатом.
– Надеюсь, до этого не дойдет, – слегка ослабила она напор. – Будем считать данный инцидент случайным и надеяться, что такое больше не повторится! Мне бы не хотелось переводить Станиславу в другую школу.
Она величественно поднялась со стула.
– Я думаю, детям и их преподавателю пора на урок! – И, приподняв предупреждающе одну бровь, для проформы спросила: – Или у нас есть еще какие-то непроясненные вопросы?
– Нет, нет! – замахала двумя руками перепуганная директриса.
– Вот и хорошо! – отпустила на свободу всех княгинюшка – всем спасибо, все свободны!
