Ее, законную жену, вытеснили, выгнали из жизни Егора. Не сейчас, а еще раньше, тогда, когда Егор был здоров. Зачем теперь качать права, требовать какой-то справедливости, соответствующей актам гражданского состояния – с печатями, штампами и подписями?
Тая так Тая. Пусть она сидит у постели Егора, раз ей так хочется, раз этого хотел Егор. А Лиза не станет навязываться.
Лиза, приняв такое решение, покинула больницу и поехала обратно к Ивану. Тот ждал ее уже у себя дома, волновался. Конечно, Иван и за Егора сильно переживал, но, пожалуй, больше всего он боялся потерять сейчас Лизу.
В другой раз, в иных обстоятельствах его любовь, эгоистичная и безрассудная, умилила бы Лизу. Послужила бы доказательством того, насколько Иван предан ей.
Но сейчас Лизе было не до Ивана и его чувств к ней. Она больше думала о Егоре и о Тае. И о том, насколько серьезно положение мужа. Да, врачи сказали, что состояние стабильное, есть положительная динамика… Но кома же! А вдруг Егор из нее не выйдет? А вдруг выйдет, но останется инвалидом, беспомощным овощем? А вдруг понадобятся долгие годы реабилитации? Сколько подобных сюжетов видела и слышала Лиза…
Что ж, пусть все эти «прелести» и достанутся Тае. Она сейчас днюет и ночует возле беспомощного Егора? Ну флаг ей в руки. Пусть и дальше делает это. И все прочее делает, что там полагается, когда ухаживают за недвижным больным.
Лиза не хотела себе подобной судьбы, не собиралась становиться сиделкой при инвалиде. Но, с другой стороны, она, размышляя обо всей этой ситуации, не без злорадства представляла, как может повести себя Тая.
Возможно, Тая, этот милосердный ангел, скоро надорвется, ворочая с боку на бок недвижного Егора. А нанять сиделку не сможет. Откуда у нее деньги, кто она там по профессии… учительница младших классов, что ли? А, логопед… Ничуть не лучше.
Итак, финансов у Таи нет, и взять их неоткуда, поскольку доступа к средствам Егора у нее тоже нет. Вот тогда и начнется…
Лиза задыхалась от раздражения, от ненависти к Тае. И Иван, с его романтизмом, испуганными глазами, вечным кривлянием – тоже раздражал девушку.
Да, он на все был готов ради Лизы, но что оно, это «всё»? Несколько недель веселой жизни, а потом нищета? Ожидание наследства от тетки в Ялте? Да видела Лиза эту тетку – бодрую, бойкую моложавую женщину, от которой в ближайшие пятьдесят лет никакого наследства не дождешься.
К тому же Иван – алкоголик. Да, сейчас он держится, сейчас у него этот период, называемый, кажется, ремиссией. Но долго ли эта ремиссия продлится? Работать он не любит и не хочет. Ленивый романтичный пофигист.
У Ивана есть квартира в Москве, та самая собственность, где они сейчас находятся… Ну и что теперь, как последней нищенке терпеть рядом с собой этого «Обломова»? Стать содержанкой ради квадратных метров в столице? Это же стыдно, это себя не уважать…
И вообще, Лиза Ивана не уважала, оказывается. Она и согласилась тогда стать его женой, тоже играя, не всерьез.
Тем не менее Лиза пока осталась рядом с Иваном. Потому что ей надо было как-то пережить этот период – период неопределенности, безвременья. Ведь рано или поздно Егор придет в себя. Или не придет. Или придет, но… став инвалидом.
Лиза ждала конца этого неопределенного периода, а пока бесилась, страдала, принимая поклонение Ивана, иногда срываясь на него, иногда жалея. Специально погнала Ивана на работу, кстати.
И он пошел работать как миленький, вот что удивительно…
Сама она тоже вполне могла вернуться к прежнему своему занятию – ведению своего блога. Но Лиза не собиралась этого делать.
Ибо аудитория уже потеряна. Все прежние позиции сданы, у публики новые кумиры, другие блогеры. Надо придумать новый проект. Сенсационный и яркий. А еще вернее – попасть на телевидение…
В один из таких дней, полных терзаниями и обдумыванием проектов, вернее, дело происходило еще утром, раздался звонок в дверь.
Лиза заглянула в «глазок» и обнаружила на лестничной площадке… Асю Каткову.
Обрадовавшись и одновременно смутившись (кажется, в их компании еще никто не знал, что она сошлась с Иваном), Лиза распахнула дверь:
– Ася? И без предупреждения… Ну ничего, заходи, дорогая, я очень тебе рада.
Медленно, словно с трудом ступая, Ася вплыла в прихожую. Как всегда, в чем-то черном, балахонистом. «И как будто похудела? – подумала заинтересованно Лиза. – Но какая бледная, замученная!»
Чем дольше Лиза разглядывала незваную гостью, тем сильнее пугалась. Ася выглядела очень скверно. И, пожалуй, больше осунулась, чем похудела.
– Ася… С тобой все в порядке? Проходи, я тебе сейчас холодного чаю сделаю…
– Сделаю, – отрывисто передразнила Ася. – Ты как хозяйка тут себя ведешь.
Гостья прошла в комнату, грузно осела на кожаный диван, который жалобно и смешно заверещал под ее тяжестью.
– Ася, ты болела, что ли? Извини, почти месяц тебе не звонила, была в отъезде и не до того…
– Да знаю я все. Ты с Ванькой в Ялту летала, так ведь?
– Это он тебе сказал? – растерялась Лиза.
– Загорела, посвежела… – пробормотала Ася, с неприязнью разглядывая Лизу. – Ты ведь теперь с Ванькой, да? Охмурила мужичка?
– Ася, к чему этот допрос? – сухо спросила Лиза. – Если честно, я совсем тебя не узнаю.
– У него живешь. Поселилась тут, значит…
– Ась, прекрати, – уже с раздражением произнесла Лиза. «А впрочем, чего я удивляюсь? Она всегда была хамкой и хабалкой. Только я предпочитала этого не замечать!»
– Ты понимаешь, что это свинство – затевать роман с Ваней? – резко заявила Ася. – Мы же все в нашей компании… мы же все глубокие родственники.
– Кто?
– Глубокие родственники. У Виктории Токаревой есть рассказ с таким названием. Не помню о чем, но мне само название нравится. Мы все, вся наша компания – глубокие родственники. Братья и сестры почти. Мы не имеем права между собой романы затевать. Это сродни инцесту, понимаешь? – неприязненно улыбаясь, произнесла Ася.
– А Тягуновым можно было, получается? – парировала Лиза.
– Тягуновы не в счет. Они и есть брат с сестрой. В смысле они и живут так. Платонически. Они как сиамские близнецы – вроде два разных человека, а на самом деле – единое целое. Их нельзя рассматривать по отдельности – Паша, Настя. Они не Паша и Настя, они Тягуновы, понимаешь? Бесполые и одинаковые, два белесых андрогина, вскормленных на гречке и морковном соке.
– Ты злая, Ася.
– Я не злая. Я правдивая. Правды все боятся, она некрасивая, неромантичная… А ты, писательница наша, привыкла красивыми словечками всякую грязь маскировать. Вот скажи лучше честно – ты теперь с Ванькой живешь?
Лиза секунду колебалась, потом ответила просто и спокойно:
