Карма развел руками.
– Кто знает, может быть, боги и вправду существуют где-то и следят за нашими делами. А когда приходит время вмешаться, напомнить о данных обещаниях, они вдруг показывают свою силу.
Валерия вскочила.
– Это вы о той женщине в Эфесе, о дочке бога?
Сулла посмотрел на нее как на сумасшедшую.
– Какой Эфес? Какая дочка?
Карма отвратительно захихикал.
– Чтобы отвратить как-то твою возлюбленную от тебя, ибо я увидел самое страшное, увидел, что ты влюбился, я рассказал ей страшную сказку про Эфес, про маленький храм, про твое обручение с дочерью местного божка, после которого тебе можно все: спать с другими женщинами, иметь от них детей, только нельзя влюбляться.
– Этого не было? – с надеждой спросила Валерия.
– А пятно на лбу! – закричал Карма, царапая себе грудь от удовольствия.
Сулла хотел было броситься к нему, но сдержался.
– Это было, Валерия, но это не имеет никакого значения!
– Я не понимаю.
– Что там не понимать! Почти у каждого лесного племени есть поверье, что если дочь вождя вступит в союз с человеком, спустившимся с небес – а меня таким эти дикари по большей части и воспринимали, – то у них и земля станет лучше родить, и все такое прочее…
– Но пятно-то появилось. – По щекам Валерии потекли слезы.
– Это, – Сулла раздраженно помассировал довольно обширное красное пятно на лбу, – это может быть от чего угодно. Москит укусил. Если бы после каждой такой плохо подмытой девчонки у меня должны были возникать на теле пятна, я бы давно походил на леопарда.
– Ну что же, ладно, пора прекращать спектакль, – неожиданно изменившимся голосом сказал Карма.
Сулла, вскочивший с места, молча опустился на стул. Валерия в ужасе смотрела на него. Она до такой степени ничего не понимала, что боялась потерять сознание.
– Наше длительное и временами очень талантливо исполняемое представление подошло к концу. И всему виной ты. – Карма снова бесцеремонно указал на Суллу. – Я не понимаю, зачем тебе это понадобилось. Вернее, понимаю (кивок головой в сторону Валерии), но я и представить себе не мог, что ради этого…
– Не смей!
– Что ради этого можно отказаться от всего. Правда, надо отдать должное твоей выучке, отказаться весьма картинно.
– Милый, что происходит, я ничего не понимаю, мне страшно!
– Зачем держать женщину в неведении, это и жестоко, и невежливо.
Сулла, уже полностью овладевший собой, поднял со стола бокал и медленно отпил вина.
– Валерия, ты имеешь удовольствие беседовать с последним отпрыском Публия Корнелия Руфина, который проявил себя выдающимся полководцем еще во времена знаменитых войн с Пирром.
Молодая женщина испуганно и ошеломленно вертела головой из стороны в сторону.
Карма благосклонно кивал каждому произносимому слову.
– Ну и что?! – взвизгнула наконец Валерия, загнанная в угол. – Что значат все эти слова?
– Это значит, дорогая, что теперь перед тобою восседает сам отец народа, принцепс, многократный консул, победитель Югурты, Мария и Митридата, – Луций Корнелий Сулла. Несколько похожий на обезьяну, но что поделаешь, все древние аристократические роды склонны к вырождению.
Карма, насколько мог церемонно, поклонился Валерии.
Она прижала белые ладони к раскрасневшемуся лицу и быстро моргала.
– Это пьеса? Это чей-то монолог!
Сулла, только что сложивший с себя это имя, спокойно и отрицательно помотал головой:
– Нет. Это правда, хотя со стороны на пьесу, несомненно, похоже.
– Но…
– Не бойся, дорогая, и не спеши, сейчас я тебе все расскажу. Не стану же я любимую женщину подвергать пытке неведением.
Карма самодовольно улыбнулся, как бы говоря: послушаем, послушаем.
Сулла отпил еще вина и начал:
– Это было давно, около пятидесяти лет назад. Тогда в Риме, особенно в северной части города, бушевала какая-то болезнь, то ли чума, то ли оспа. Особенно облюбовала она те кварталы, где в то время стояла богатейшая вилла, принадлежавшая роду, последним отпрыском которого был хилый юноша по имени Луций Корнелий. Все его родственники и даже рабы вымерли, то же самое происходило и на соседних виллах, во всем квартале. Я же… – Бывший Сулла с удовольствием улыбнулся и изящным движением отправил в рот устрицу. – Я же был нищим актером, принадлежавшим к совершенно прогоревшей труппе Альфа Мурены, бездарного, надо сказать, драматурга. Я представлял на сцене женщин. Кормить меня не хотели, а хотели, как это водится, как женщину. Чтобы не издохнуть с голоду, я начал обшаривать кварталы, которые считались зараженными. В поисках еды.
– Так многие делали, – сказал зачем-то Карма, подбрасывая свою непобедимую кость.
– Да, смельчаков хватало, многие гибли от собак и подхваченной заразы. Но иногда удавалось и поживиться. – Валерия слушала, открыв рот, все еще не в силах поверить, что это правда. – Тут надо сделать одно отступление. – Бывший Сулла съел еще одну устрицу и с наслаждением запил ее остатками вина из своего бокала. Потом, чтобы не звать слугу, сам встал и обошел с кувшином сидевших за столом.
Валерия с трудом сделала глоток.
Карма забрал себе по-хозяйски остатки вина.
– Я был в ту пору влюблен. Прости, дорогая, что вынужден упоминать об этих событиях, меня извиняет то, что тому минуло не менее пятидесяти лет.
– Истинная любовь бессмертна, – ернически пробурчал настоящий Сулла.
– Девушку звали Элией.
– А как звали тебя? – неожиданно спросила Валерия.
– Меня?
– Да, тебя, разрази тебя Юпитер, я так до сих пор и не знаю твоего имени! – крикнул Карма-Сулла.
– Диокл, но это не настоящее мое имя, его дал мне хозяин-грек, который купил меня на невольничьем рынке на Родосе. Его поразила голубизна моих глаз. Говорили, что меня вывезли младенцем из каких-то северных стран, с берегов Танаиса или Борисфена.
– Где это? – спросила Валерия.
– Это так далеко, что можно считать, что нигде, – прохрюкал настоящий Сулла.
– Так вот, к этой девушке я воспылал совершенно необыкновенным чувством. Прошло пятьдесят лет, но я помню каждый оттенок этого переживания. В один миг я мог испытывать нежность, страсть, негодовать, бояться потерять ее и желание задушить.
– Вы не могли соединиться? – спросила Валерия, широко открыв глаза.
– Не то чтобы нет, она не принадлежала к знатному роду, просто она была немного старше меня и мои бешеные чувства пугали и одновременно смешили ее. Я предлагал ей слишком много. Если бы у меня было двадцать динариев, все кончилось бы удачно, но вместо этого я сказал, что сделаю ее властительницей мира. Я сказал, что взойду на самую вершину и она будет на этой вершине стоять рядом со мной. Все и вся будет у ее ног.
