– А вот и мы! – елейным голосом пропищала Галина Семеновна и уселась на первое сиденье, даже не подумав, что, наверное, у подруг могли быть другие планы. – Чего стоим? Кого ждем? – прикрикнула она на своих и хлопнула дверцей. – Какая же ты молодец! – с уважением посмотрела старшая Ладова на Гульназ, уверенно державшую руль. – Водишь и не боишься.
«Не то что наша», – снова захотелось посетовать ей, но Галина Семеновна вспомнила, что «наша» рядом и уставилась сквозь стекло на усевшихся на лавочке возле подъезда соседей.
– На побывку е-э-э-дет молодой моряк. Гру-у-удь его в меда-а-алях, ленты – в я-а-а-к-а-арях, – пропела Гулька и с силой нажала на клаксон, отчего усевшиеся на скамейке подскочили на своих местах. – Поехали!
– Поехали! Поехали! – подхватили девчонки и попытались встать между креслами, но тут же были водворены обратно строгим окриком матери:
– Ну-ка, на место! Быстро!
С выражением разочарования на личиках девочки влезли обратно на сиденье и надулись.
– Перелезай ко мне, – прошептала Василиса старшей Резеде.
– А ты – ко мне, – поманил к себе младшую Юрий Васильевич, и та, застеснявшись, прижалась к Василисе и прикрыла глаза, как будто ее здесь нет.
– Уйди, – Резеда толкнула сестру и обняла предоставившую ей свои коленки «тетю Васю».
– Я тебе счас дам «уйди»! – рявкнула Гулька, периодически бросавшая взгляд в зеркало заднего вида. – Такое «уйди» получишь, что мало не покажется. Быстро слезла с Василисы и села рядом. А ты, Рамиля, – поучала она младшую, – защищайся! А то сразу – лапы вверх и губы скривила.
Услышав, как молодая мамаша разговаривает со своими дочерьми, старшие Ладовы притихли и всю дорогу ехали молча, понимая, что на фоне Гульназ Фанисовны Бектимировой выглядят подлинными демократами.
– Не пугайтесь, теть Галь, – прошептала Галине Семеновне Гулька. – С ними по-другому нельзя, на шею сядут. А уж если у бабушек с дедушками побудут, то вообще хоть из дома беги. Не девки, а киндер-сюрприз, начиненный взрывчаткой.
– Ну, они же девочки… – мечтательно пропела старшая Ладова и обернулась назад: – А кто маму не слушает?
Сестры Бектимировы удивленно посмотрели на странную тетю и хором ответили: «Ты!» И были правы, по-своему.
Перед дверью в квартиру Хазовых две малолетних разбойницы притихли и спрятались за материнскую спину. Тогда разношерстную компанию посетителей возглавил Юрий Васильевич, уверенно нажавший на звонок три раза и три раза не услышавший, как тот звонит.
– Или никого нет, или звонок не работает. Одно из двух, – объявил он своей команде и отошел в сторону.
– Давай, Юра, я попробую, – вызвалась Галина Семеновна и аккуратно постучала в дверь. Эффект был точно такой же.
– Никого нет дома? – удивилась Резеда.
– Нет, – подтвердила ее предположение Гулька и от расстройства пнула роскошную дверь. Девочки сочли ее жест за призыв к действию и начали тарабанить в дверь мэра ногами. Причем взрослые, огорченные неудачей, не торопились делать им замечания и молча наблюдали за происходящим.
Каково же было их удивление, когда дверь наконец-то открылась, и за ней показался взъерошенный Андрей Александрович, судя по всему, благополучно заснувший после работы.
– А я открывать не хотел, – заулыбался он и раскрыл девчонкам объятия: – Давай, народ, проходи.
– Мы ненадолго, – от лица народа ответила Галина Семеновна и первой вошла в квартиру. – Раньше, я помню, у вас милиционер у входа стоял, а сейчас – все настежь.
– Домофон сломался, – объяснил Андрей Александрович. – А милиционера давно убрали: не целесообразно и не демократично. Пережиток прошлого, так сказать.
– А мне нравилось, – шагнула через порог Гулька, держа за руки обеих девочек. – Разуваемся, – приказала она им и присела, чтобы развязать шнурки на своих легких туфельках.
– Ни в коем случае, – бросился к ней Хазов.
– Ну прям еще! – Гульназ с мэром не церемонилась. – Рук не жалко?
– Да кому они нужны?!
– А то никому? – подмигнула ему Гулька и все-таки заставила девчонок разуться, потому что в ее вещмешке, так она называла свою сумку, всегда была припрятана запасная пара чистой обуви для похода в гости.
Наблюдая за тем, как сестры Бектимировы старательно натягивают на себя крохотные башмачки, Хазов почувствовал себя таким несчастным, что предпочел отправиться на кухню, где бойкая Галина Семеновна пыталась водрузить на плиту кастрюлю с мясом.
– Где у вас розжиг-то, Андрей Саныч? Что-то не найду!
– Да я и сам не сразу соображаю где. Плита новая, в прошлый приезд Юлька заставила поставить. Но я ей практически не пользуюсь. Вон даже инструкцию не могу прочитать до конца…
– А как же вы питаетесь? – удивилась старшая Ладова, от взора которой не ускользнуло то, как Хазов наблюдает за резвящимися в холле Гулькиными девочками. – Завидно? – с невероятной точностью определила она состояние Андрея Александровича и, забыв про плиту, стала рядом.
Хазов кивнул.
– И мне завидно. Смотрим мы с отцом на Ваську и думаем: «Когда?» У Юли хоть у вашей какая-то личная жизнь есть. Этот, как его, она говорила…
– Жан, – подсказал Хазов.
– Жан, – повторила Галина Семеновна. – А наша-то ведь одна.
– Совсем одна? – механически уточнил Андрей Александрович и перевел взгляд на Василису, которая, сидя на полу, тискала Гулькиных девчонок, отчего те заливисто хохотали.
– Ну, может, и не совсем. Наверное, был кто-то. Или есть. Но мы с Юрой не видели. Домой не приводила.
– Василиса очень красивая, – выдохнул Хазов, глядя на то, как девчонки зарываются в ее белых волосах, прикладывают их к себе, и так и норовят прижаться к груди, особенно маленькая.
После этих слов Галина Семеновна посмотрела на Юлькиного отца как на умалишенного:
– Вы действительно так считаете, Андрей Александрович?
– Действительно, – подтвердил Хазов. – Я еще когда Юле говорил, у вашей Василисы красота инопланетная, не всякий оценить сможет…
– А вы знаете, – старшая Ладова прониклась к нему чувством материнской благодарности и честно призналась: – Раньше все думали, что она альбинос. Даже дразнили, мы с Юрой так переживали, так переживали. Вот только выйдем куда-нибудь вместе, как сразу спрашивали: «А что? Ваша девочка – альбинос?» Только один раз помню, Ваське лет пять или шесть было, в трамвае с ней едем, пустой трамвай. Кроме нас, парень. И он ей: «Крем-брюле!» Я тогда от неожиданности сама застеснялась, а Василиса в меня уткнулась и сквозь волосы на него смотрит. Жениться обещал! Говорит: «Найду и женюсь». Она долго помнила, даже кондитером хотела стать.
– А кондитером почему? – не поворачивая головы в сторону старшей Ладовой, чуть слышно спросил Андрей Александрович.
