– Какая? – Ладова чуть не поперхнулась.
– Худеть! – объявила Низамова, и стало ясно, что если завтра Василиса добровольно не явится на школьный стадион, то она обязательно заставит ее это сделать.
– Я не побегу! – категорически отказалась Ладова и повернулась к абике: – Скажите, чтоб она от меня отстала!
Хава Зайтдиновна пожала плечами: мол, сами разбирайтесь, я-то тут при чем?
– Нашла союзника! – скривилась Гулька, державшая, как она говорила, всю семью в кулаке. – Никто тебе, Василиса, не поможет. Даже температура. Поэтому готовь кроссы, спортивки, и завтра встречаемся в школьном саду в шесть часов утра…
Потом Низамова немного подумала и решила поменять место встречи.
– Не, Васька, не в школьном саду… Я тебя около твоего подъезда ждать буду.
– Не жди, я все равно не выйду, – воспротивилась Ладова насилию над собой. Но не тут-то было: вошедшая в роль гуру Гулька спокойно проронила:
– Выйдешь… Как миленькая! А с тобой – весь подъезд. И знаешь почему?
– Почему? – Василисе стало интересно.
– Потому, что я буду орать. Вот так, – предупредила Низамова и заверещала что есть мочи: – А-а-а-а-а!
От истошного вопля подпрыгнула клевавшая носом в кухонном тепле абика и погрозила внучке кривым указательным пальцем: «Шайтан, кызым!»
– Я-то тут при чем? – как ни в чем не бывало заявила Гульназ. – Это она идти не хочет… Сколько можно уговаривать?
– Не надо меня уговаривать, – рассердилась Ладова и боком вышла из кухни. – Я домо-о-о-ой! – крикнула она Низамовым и начала обуваться.
– Ну и иди! – отказалась Гулька провожать подругу и осталась сидеть рядом с абикой.
«Обиделась!» – догадалась Василиса, но тоже пошла на принцип и мириться не предложила: просто аккуратно притворила за собой дверь низамовской квартиры.
Когда домашние обнаружили изменения, произошедшие во внешности дочери, за столом возникла продолжительная пауза.
– Ты проткнула уши? – задала глупый вопрос Галина Семеновна, а Василиса молча кивнула головой, качнув золотыми полумесяцами.
– Покажи, – на секунду заинтересовался Юрий Васильевич, а потом снова уткнулся в тарелку: на ужин были жареные караси. И есть их нужно было медленно, тщательно пережевывая рыбье мясо, чтобы, не дай бог, не пропустить кость, так и норовившую впиться в горло.
– Юра! – старшая Ладова жалобно посмотрела на Василису. – Юра! Ты видишь?
– Вижу, – буркнул Ладов, вытащил изо рта кость и, рассмотрев ее, аккуратно выложил на ободок тарелки.
– Васенька, – жалобно произнесла Галина Семеновна. – Ну почему ты не посоветовалась?
– Потому что было не с кем, – честно ответила Василиса. – Вас рядом не было. Да и потом я и сама не ожидала…
– Ну как же так? Не ожидала? – Никак не могла взять в толк Галина Семеновна. – Ты что, в одну секунду решила? Сидела-сидела и решила?
Ладова не рискнула посвятить родителей в перипетии своего сложного выбора и просто кивнула головой в знак согласия.
– И кто же это тебе сделал? – разволновалась Галина Семеновна, потому что больше всего на свете боялась инфекций, не подчиняющихся лечению. Соответственно, как только она предположила, что прокалывание происходило не в косметическом кабинете, воображение сразу же нарисовало ей грязные иглы, лежащие рядком на белом лотке, грязные руки и в перспективе – очередь в СПИД-центр.
– Дай догадаюсь, – промычал с набитым ртом Юрий Васильевич, занятый поиском очередной косточки.
– Жуй лучше! – в сердцах прикрикнула на него жена и снова приступила к допросу, но уже с ласковой интонацией: – Скажи мне, пожалуйста…
– Мам, – простонала Василиса. – Ну что ты ко мне пристала? Ну что ты со мной как с инвалидом разговариваешь?! Ну, если злишься, так и скажи.
– Я не злюсь, – возмутилась Галина Семеновна.
– Ну как же не злишься! Я же вижу: на папу ты, главное, кричишь, а со мной – как с посторонней, очень вежливо. Как будто наказываешь!
– Умница, Васька, – хмыкнул старший Ладов и с вызовом посмотрел на супругу: – Галь! Ну чего ты от нее хочешь? Ну, проколола и проколола! Давай серьги купим, а то ты посмотри, что у нее в ушах болтается! Стыд один.
– Ничё не стыд! – тут же вступилась за честь золотых полумесяцев Василиса и любовно коснулась их, как будто те придавали ей силы. – А покупать мне ничего не надо. Мне же Гулька серьги подарила. На шестнадцатилетие. Не помните, что ли?
– Я так и знала! – всплеснула руками Галина Семеновна и встала из-за стола: – Понятно, чья работа. Сама бы ты не догадалась! Надеюсь, ее мать продезинфицировала иголку?
– Продезинфицировала, – подтвердила Василиса, умолчав про то, что экзекуция проводилась полуграмотной абикой, а не знаменитым стоматологом Эльвирой Тимуровной Низамовой, к помощи которой, кстати, ее родители прибегали неоднократно.
«Все-таки молчание – золото!» – с облегчением подумала младшая Ладова, когда увидела, что при упоминании о тете Эле материнское лицо просветлело, а дыхание стало ровным. И все потому, что страх распространения инфекции отступил, и жизнь показалась гораздо лучше, чем пять минут назад.
– И все-таки серьги надо вернуть, – напомнил о себе Юрий Васильевич, наконец-то закончивший ужинать. Татарские полумесяцы в ушах единственной дочери лишали его покоя. Не нравились они ему, хоть ты тресни. Напоминали, так сказать, о двухвековом монголо-татарском иге и неприятно теребили чуткую православную душу Ладова, хотя он и в церкви-то ни разу не был.
– Да верну я, верну, – заверила отца Василиса и с тоской подумала о том, что ей предстоит снова подвергать свои уши опасности. – Вот заживут чуть-чуть и вставлю свои.
– Надо золотые, – задумчиво произнесла Галина Семеновна и зажгла газовую колонку, чтобы вымыть посуду.
– А где я их возьму? – беззлобно поинтересовалась Василиса, абсолютно не претендующая на то, чтобы родители бросились в ювелирный магазин.
– Я возьму, – гордо объявила ее мать и величаво выплыла из кухни.
Пока ждали возвращения Галины Семеновны, дважды прозвенел телефон. И дважды ни Василиса, ни Юрий Васильевич не тронулись с места, словно договорившись не впускать в свой домашний мир никого из посторонних.
Когда телефон зазвонил в третий раз, отец и дочь поднялись одновременно. Но в прихожую заторопилась именно Василиса, нутром чувствовавшая, что звонят ей. Она даже знала кто.
– Васька! – заговорщицки зашелестела в трубке Низамова. – Я знаю, что делать!
Ладова промолчала.
– Ты чё? Разговаривать со мной не хочешь?! – возмутилась на том конце Гулька и по проводам к травмированному уху Василисы потекли импульсы неудовольствия.
– Хочу, – Василиса сознательно удерживала дистанцию, памятуя, что Низамова даже не удосужилась закрыть за ней дверь.
