Когда Всеволод Корнилов делал вольные упражнения, зал просто
задыхался от восторга, оценивая его юношескую красоту и пластику. Да и начало
его выступлений на снарядах всегда было завораживающим, у зрителей даже слезы
порой выступали, когда Всеволод делал разбежку на коня, или взлетал к перекладине,
или подступал к брусьям. Чудилось, он сейчас взовьется над землей и полетит!
Если честно, это первое впечатление было таким сильным, что именно оно
заставляло каменные сердца арбитров вздрагивать – и присуждать Всеволоду
бронзу, а не оттеснять его на одно из непризовых мест. Все он вроде бы делал
как надо, его профессионализмом можно было бы только восхититься, но это литое,
античное тело словно бы деревенело, когда приходилось исполнять самые сложные,
эффектные, а значит, самые опасные элементы, и ощущение страха, испытываемого
гимнастом, было настолько сильным, что оно передавалось даже публике.
Между прочим, нет такого гимнаста, который бы вообще ничего
не боялся. Никуда не денешься от мыслей, что с тобой будет, если сломаешь руку
или ногу, получишь травму позвоночника. Дело тут не в страхе перед болью, а в
ужасе перед концом карьеры. К примеру, перелом ноги. Подружка Карины, Ася
Воробьева, после того как пролежала сорок пять суток под вытяжкой, да еще потом
невесть сколько ковыляла с костылями, настолько потеряла форму, что так и не
смогла ее вернуть. А ведь была первой кандидаткой на золото в мировом
чемпионате!
Боятся все, да, – но только на тренировках. А когда выходишь
на помост, остается только один страх: сделать ошибку в программе, не дотянуть
какой-то элемент. Все остальное куда-то улетает от тебя… Ну а от Всеволода,
значит, не улетало.
– Не орел, – вынес суровый приговор тренер Карины Мир
Яковлевич. – Классный мальчик, но не орел. Такое ощущение, что вот-вот за
воздух начнет хвататься.
Ну что ж, каждому свое. Все равно Всеволод – обалденный
красавец, лучше всех! Волосы черные, глаза синие-синие, черты лица словно
выточенные. Даже какой-то ненастоящий! В него очень просто влюбиться, Карина не
влюблялась только потому, что была уверена: у нее нет никаких шансов. А просто
так страдать и маяться – какой интерес. Хотя от безответной любви, говорят,
худеют…
Сколько себя помнила Карина, ее преследовали два желания:
похудеть и поесть. Крамольные мыслишки порою закрадывались в голову: какой
смысл жить, если это не жизнь, а постоянная угроза голодной смерти?! Вот, к
примеру, перед сборами выпьешь на завтрак стакан сока, а на обед съешь
крохотную шоколадку с чашечкой несладкого чаю – и это еще хорошо. Разумеется,
никакого ужина. Иной раз, когда совсем уж тоскливо становится, «развратишься»
яблоком или постным йогуртом. И все! И так несколько дней подряд! После
соревнований, конечно, отводили душу за роскошным ужином, особенно если
праздновали победу. Но после таких обжорств все маялись животами, а тренеры
исходили криком, заметив минимальную прибавку на тощих телах гимнасток.
«Ты какая-то неправильная, – с отвращением говорил Карине
Мир Яковлевич. – Если будешь пить одну только воду, все равно поправишься. И
даже если воду не будешь пить!»
«Это, наверное, потому что я деревенская, – с грустью думала
Карина. – Все-таки Сергач – это, скорее, деревня, чем город. А может,
воспоминания о маминых оладушках и пирожках с печенкой уже сами по себе калорий
добавляют!»
Все произошло в Монако. Это была ее последняя зарубежная
поездка. Накануне стартов всю сборную – и мужчин, и женщин – пригласил к себе
родственник принца Монако. Он был большим поклонником спортивной гимнастики, в
основном гимнасток, как хихикали между собой девчонки. Ну что ж, с паршивой
овцы хоть шерсти клок. Может, это не очень прилично – называть особу,
приближенную ко двору, паршивой овцой, но он оказался таким несимпатичным, что
девчонки с трудом сдерживали брезгливую дрожь, когда хозяин пожимал им руки
своей влажной пухлой лапой. Впрочем, приставаний опасаться не стоило: очень
скоро стало ясно, что его интересует только один человек.
Карину иногда поражало, сколько сексуальных эмоций вызывают
у зрителей их выступления. Хотя, конечно, когда на помост выходила, к примеру,
Римма Волгина – их прима, звезда сборной, с ее алчно горящими черными глазами и
совершенно гуттаперчевым телом, что-то необычное ощущали даже ее
соперницы-ненавистницы. Не зря Мир Яковлевич – он тренировал и Римму – нарочно
требовал от хореографа, чтобы тот подчеркивал именно эротичность облика
гимнастки. «Перед тобой Лолита, – твердил он и визажисту команды. – Порочная и
невинная, еще более порочная именно оттого, что пока еще абсолютно невинная».
Вся штука в том, что Римма давно уже не была невинной, и она без стеснения
рассказывала об этом девчонкам. Ее первым мужчиной был первый тренер из родного
Новосибирска, лишивший Римму девственности, когда той было всего тринадцать
лет. Их тренировки незаметно переросли в такие интенсивные занятия сексуальной
акробатикой, что тренер (он, кстати, был довольно молод, двадцать пять, не
больше) не на шутку влюбился. Но однажды на тренировку случайно заглянула мать
Риммы, а зал, где проходили «индивидуальные занятия», оказался по роковой
оплошности не заперт…
Заявление в милицию было написано, однако в приватной беседе
мигом протрезвевший тренер смог убедить разъяренную родительницу, что на
свободе он будет ей полезней, чем за решеткой. Амбиции мадам Волгиной
относительно своей дочери ни для кого не были тайной. В результате молодой
человек лично обратился к своему двоюродному дяде – тренеру российской сборной
по женской спортивной гимнастике, – и Римма была принята в команду. Сказать по
правде, дядя ни разу не пожалел об услуге, которую оказал похотливому
племяннику, поскольку в лице Риммы сборная воистину приобрела неграненый алмаз.
Постепенно алмаз стал настоящим бриллиантом, а ранняя опытность придавала
отточенной пластике Риммы тот оттенок чувственности, которая делала ее
выступления непревзойденными. Однако в обычной жизни Римма держалась очень
скромно, даже скованно, и, только слегка захмелев – она страшно любила крепкое
темное пиво типа «Портера», – позволяла себе повспоминать боевую новосибирскую
юность и описать свой первый в жизни оргазм, испытанный в висе на кольцах вниз
головой, в обнимку с изобретательным тренером.
Итак, вернемся к тому приему… Хозяин с Риммы просто-таки
глаз не сводил, его явно бросало то в жар, то в холод, и очень скоро остальные
девушки и парни из мужской команды поняли, что были лишь приличествующим
оформлением к этому свиданию. Римма сидела слева от хозяина, и если руки его
были заняты ножом и вилкой, то никто не сомневался: ногой он жмется к
худенькой, затянутой в черный ажур коленке Риммы. Любопытство Аллочки
Милянчиковой, подружки Карины, так разгорелось, что она даже нарочно уронила
вилку, чтобы заглянуть под стол и удостоверить факт соблазнения, однако тут же
из-за спины подлетел вышколенный лакей и заменил вилку, дав улыбкой понять, что
прежняя может валяться на полу хоть до второго пришествия – со столовыми
приборами в этом доме проблем нет!
