– Берти, что ты плетешь?
– Это поэт Мильтон, Вуди. Дживс мне от него передал.
– Он, случайно, ничего не потерял по дороге?
– Может быть, – не стал спорить я. – Кстати о дороге, ты все еще водишь поезд метро?
– Нет, увы! Все вернулось к норме. А весело было. Жаль, всеобщая забастовка долго не продлилась.
– Меня она вообще обошла стороной.
– Лопух ты, Берти. Даже наши девушки приезжали помогать из Кингстон-Сент-Джайлз.
– Правда?
– Ну да. Амелия продавала билеты, а Джорджиана водила двадцать седьмой автобус.
Я чуть не выронил запотевший бокал.
– Джорджиана водила автобус?
– Ага.
– С людьми?
– Да. Номер двадцать семь. От Хаунсло до Максвелл-Хилла.
– И много жертв?
– Да вроде нет. Хотя говорят, она установила рекорд скорости на участке между Твикенхемом и Кью. В Ричмонде у одной пассажирки на верхнем этаже начались преждевременные роды. Школьник свалился с лестницы, но всего лишь ободрал коленку.
– И всего-то?
– Да. В Тернем-Грин ее заменили.
На следующее утро Дживс вместе с чаем принес письмо с лондонским штемпелем, надписанное почерком, напоминавшим о корзине для пикника на скамейке в саду.
– Как там на улице, Дживс? – спросил я.
– День опять погожий, сэр.
– Отлично! – Я вскрыл конверт. – Схожу на Керзон-стрит, надо подстричься.
У Дживса чуть заметно дрогнула бровь. Я потрогал бакенбарды.
– Только подровнять! Не больше.
– Слушаю, сэр. Записать вас по телефону?
Я ответил не сразу – читал письмо, написанное изящным почерком, черными чернилами.
«Дорогой Берти! – говорилось в письме. – Дядя Генри пригласил на этот уик-энд лорда Этрингема. Было бы чудесно, если бы ты тоже смог приехать. Наверняка лорду Э. понадобится твоя помощь! А тут еще спектакль для праздника. Дядя Генри хочет поставить отрывок из «Сна в летнюю ночь». Нам не хватает актеров на роли афинских ремесленников. А ты, с твоим опытом и талантом, можешь нас выручить. Будет весело! С любовью, Джорджиана».
– Дживс! Вы подумали насчет приглашения сэра Генри?
– Нет, сэр. Мне не по чину принимать или отклонять его приглашения. Я ждал ваших указаний.
Я допил свежезаваренный чай – он всегда мне дарит ощущение безграничных возможностей.
– Звоните парикмахеру, Дживс! Запишите меня на полдень. Потом отправьте телеграмму старине Хаквуду. Он говорил, к какому часу приезжать?
– Нет, сэр. В субботу днем в поместье будет праздник, а вечером – концерт в деревне. По моему впечатлению, в Мелбери-холле веселиться начнут еще в пятницу.
– Да будет так! Вперед, на сцену! Смейся, паяц!
По-моему, тогда и был брошен жребий – во время того разговора с Дживсом, утром четверга.
Странную вещь заметил я, составляя хронику своих приключений: даже во время самых захватывающих событий – вроде «Ужаса в Стипл-Бампли», например – случаются дни, когда ничего не происходит. И вот что с этим автору делать? Наверное, старина Толстой, которого так любят Дживс и Джорджиана, пользуясь затишьем в сюжете, рассказывал читателям что-нибудь из истории семьи: как познакомились Ростроповы с Ильяновыми и когда в российских степях был замечен первый медведь. Автор «Тайны дома с фронтоном», если не знает, что сказать, подбрасывает читателям еще один труп. В моем распоряжении мертвецов нет, так что просто скажу: следующие двадцать четыре часа в Беркли-меншенс ничего примечательного не происходило. Происходить все начало только в пятницу, зато тогда уж понеслось так понеслось. Конец лирического отступления. Можете читать дальше.
Переодетый слугой, я сел за руль, и мы вновь покинули шумную столицу, направляясь к мирным холмам. Эта дорога, с указателями на Мичелделвер и Овер-Уоллоп, отчего-то всегда поднимает мне настроение. Первую зелень мая сменила густая листва, и все вокруг было таким, как, наверное, Господь поначалу набросал в своем блокноте. Лопухи буйно кудрявились у дороги, дубы высились величаво как никогда, а придорожные таверны не могли бы выглядеть более манящими, даже если бы очень постарались.
– Слушайте, Дживс, – я помахал рукой куда-то в направлении Стауэрхеда. – Странно, как подумаешь, что все это мы чуть не потеряли. Ну когда…
Я запнулся. Не хотелось скатиться в пафос.
– Во время военных действий, сэр?
– Вот-вот. Неужели все это когда-нибудь… просто исчезнет?
– Невозможно, сэр. Прекрасное пленяет навсегда. К нему не остываешь. Никогда не впасть ему в ничтожество.
– Постойте, Дживс! Что-то знакомое…
– Рад слышать, сэр. Это поэт…
– Не говорите! Сейчас вспомню. Поэт Китс, правильно?
– Именно так, сэр. Первые строки из его ранней поэмы, «Эндимион»
[48]
.
Около мили мы проехали в молчании.
– Слушайте, Дживс, я, кажется, впервые узнал одну из ваших цитат.
– Я заметил, сэр. Это чрезвычайно радует.
– Хотите сказать, за столько лет я от вас чего-то все-таки понабрался?
– Как известно, образование не заканчивается с окончанием школы, сэр.
– Значит, эта минута – нечто вроде… Как называется такая штука на вершине горы, где с одной стороны дождь стекает в Тихий океан, а с другой – в Средиземное море?
– Водораздел, сэр.
– Он самый. Да здравствуют водоразделы! Сейчас налево, да?
Мы поели в Лондоне, так что не было нужды заезжать в «Мертвую голову» в Дарстоне, хотя времени вполне хватило остановиться у симпатичного заведения, переделанного из фермы, поблизости от Бландфорд-Форума, где нам предложили чаю и сандвичей с яйцом и кресс-салатом.
– Скорее бы приехать! Знаете, Дживс, у меня такое чувство, что все будет очень хорошо и замечательно.
– Безусловно, сэр, новости о мистере Бичинге и мисс Хаквуд внушают надежду.
– Венаблз наверняка поступит как разумный человек. Они будут счастливы вместе. И не будем больше вспоминать ту вашу дурацкую идею, будто у Джорджианы есть – как вы тогда выразились?
– Чувства, сэр.
– Да-да. Вот еще! Она бы стала меня перевоспитывать. Это было бы пострашнее, чем Флоренс Крэй. Заставила бы меня ходить на концерты Стравинского…
– Не обязательно, сэр. Однажды за ужином леди Джудит упомянула это имя, так мисс Мидоус притворилась, будто думает, что он один из членов Политбюро.
– Все равно, нам и так хорошо.
– Как скажете, сэр.
