– О да! Удивительно разносторонний человек. Вуди меня просветил, и очень удачно, а то я Дживса хорошо помню по Лазурному берегу, могла и ляпнуть что-нибудь не вовремя. За обедом он был прекрасен!
– Да?
– Слышал бы ты, как он подкалывал старикашку Венаблза! Всякие вопросы задавал, о браминах и о касте воинов. А дядю Генри он совершенно обаял, я такого раньше просто никогда не видела!
– Вы слишком добры, мисс, – отозвался Дживс. – Несколько раз вы меня очень выручили, и я вам чрезвычайно благодарен.
Они еще долго восхищались друг другом, а я терпел, стиснув зубы. Наконец Джорджиана допила чай и сказала:
– Мне, наверное, пора. Вообще немного неловко сюда приходить, я думаю. Учитывая всякое разное.
– Где сегодня твой нареченный? – спросил я.
– Поехал в Борнмут. Со своей мамой и Амелией. Смотреть какие-то трамваи.
– Не жизнь, а вихрь развлечений у некоторых, ага? А тебя с собой не взяли?
– Меня-то? Нет, я в Мелбери-холле на роли Сони Ростовой.
Вновь прожурчал ручеек по струнам серебристой арфы.
По выражению тихого довольства на физиономии Дживса можно было догадаться, что речь идет о каком-то культурном явлении.
– Известная балерина? – спросил я.
– Нет, сэр. Мисс Мидоус говорит о персонаже романа «Война и мир». Сиротка-кузина, к которой судьба и автор оказались неблагосклонны.
– Понятно.
– Ну правда, я всегда считала, что Толстой к ней слишком суров! – воскликнула Джорджиана.
– Эпитет «пустоцвет», безусловно, чересчур немилосерден, – поддержал Дживс.
– Когда вы закончите свою ученую беседу, можно мы вернемся к делам насущным? – поинтересовался я.
– К каким это? – удивилась Джорджиана.
– Я напомню. Ты говорила, что мы имеем счастье тебя видеть благодаря трем причинам. Пока что назвала только две.
– Ах да! Берти, последний сандвич будешь? А, хорошо, спасибо. Очень вкусно, перца в самый раз. Так вот, я хотела сказать, что у Амелии с Вуди все очень прохладно. Я беспокоюсь. Она же его любит по-настоящему. Обидно, если со зла сама себе жизнь сломает. Вот я и подумала: может, у Дживса найдутся какие-нибудь светлые мысли по этому поводу?
– А, так ты приехала к лорду Этрингему? – Я не хотел, чтобы это прозвучало резко. Как-то само получилось.
Джорджиана вспыхнула.
– Нет, Берти, что ты! Просто времени совсем мало. Только до вечера воскресенья.
Я и сам слегка всполошился. Мы смотрели на Дживса снизу вверх, словно два посланца, явившихся за прорицанием к Дельфийскому оракулу.
Томительно тянулись мгновения, и наконец оракул отверз уста.
– Я как раз собирался обрисовать мистеру Вустеру возможный образ действий, когда… вы подъехали, мисс.
– Дживс, вы чудо!
Любительница Толстого по-детски захлопала в ладоши.
– Спасибо, мисс. План отчасти рискованный. Выражаясь жаргоном карточных игр, придется повысить ставки или, иначе говоря, поставить все на кон.
– К делу, Дживс!
– Прошу прощения, сэр. Мне пришло в голову, что для воплощения в жизнь вашего плана по развеиванию иллюзий мисс Хаквуд вам, сэр, необходимо присутствовать в Мелбери-холле, а лучше всего – там поселиться. Далее, такому родовитому джентльмену, как лорд Этрингем, необходим джентльмен-слуга. Если бы вы, сэр, взяли на себя эту роль, то смогли бы находиться в доме круглосуточно, оставаясь при этом практически невидимым для сэра Генри.
У меня отвисла челюсть. Говорить я не мог.
– Появляться на господской половине вам совсем не обязательно, разве что изредка наведываться в комнату к лорду Этрингему для правдоподобия. Заодно это даст возможность лишний раз посовещаться.
Джорджиана вскочила с места.
– Потрясающе, Дживс! Правда, Берти?
Ко мне наконец вернулся дар речи.
– Я же не справлюсь! Я даже яйцо не сумею сварить!
– Яйца варит кухарка, миссис Педжетт, – объявила Джорджиана. – Помоги тебе боже, если ты сунешься к плите!
– Речь не об этом. Я не умею гладить одежду, заваривать чай, смешивать коктейли…
– Берти, налить вино в бокал ты точно сумеешь. Я сама видела, как ты это делал. Получалось просто замечательно.
– Я наверняка себя выдам! Понятия не имею, как разговаривают между собой лакеи и судомойки. Меня тут же разоблачат! Я что-нибудь скажу не то и не так…
– Берти, посмотри на меня! – сказала Джорджиана.
Я посмотрел, хотя и знал, как рискую.
– Ты болтаешь чепуху, и не обижайся, но это просто снобство, – сказала Джорджиана. – Наверняка ты сумеешь остаться прям, служа при королях, идя с толпою, с ней не слиться
[15]
. Простой вежливости довольно. Вот Дживс и глазом не моргнул, когда ему прислуживали за столом. У него все получалось так естественно!
– Главная заповедь актерского мастерства, сэр: mutatis mutandis
[16]
. Можно даже сказать, что вам досталась более простая роль, ведь на вас никто не будет обращать пристального внимания.
– Берти, а какое имя ты возьмешь?
– Никакого я не собираюсь…
– Помнишь, есть такая игра: берешь свое второе имя, добавляешь название улицы, где живешь, и получается имя кинозвезды? У тебя какое получилось бы?
– Уилберфорс Беркли.
– Чудесно! Был бы любимец публики. А для слуги идеальная фамилия – Уилберфорс. Правда, Дживс?
Я еще минуты две героически сопротивлялся.
– Будьте добры, Уилберфорс, принесите мне виски с содовой! – говорила Джорджиана. – Поставьте вон там, Уилберфорс!
Она еще долго валяла дурака в том же духе.
– Я бы рад помочь, но мне это не по силам, и точка!
Тут Джорджиана взяла мою руку в свои. Сердце у меня и так то и дело давало перебои от этих долгих взглядов глаза в глаза, а тут оно начало выбивать дробь, вроде как барабаны в Конго, перед тем как плюхнуть миссионера в кипящий бульон.
– Ну пожалуйста, порадуй меня, Берти! – попросила Джорджиана, понизив голос на пол-октавы и сжимая мои пальцы. – Я тебе вечером полбутылочки принесу чего-нибудь хорошего. Можно встретиться около теннисного корта… Только ради Вуди с Амелией! В воскресенье вечером все закончится. Ну пожалуйста, пожалуйста!
Часть одежды перекочевала из моего чемодана в чемодан к Дживсу и наоборот. К Дживсу отправились костюм для тенниса, полотняная куртка и новенькие теннисные туфли (их было мучительно жаль), крахмальные рубашки и полдюжины запонок, выдержанных в цветах клуба «Трутни», – глядя на эту последнюю деталь туалета, Дживс чуть заметно поморщился. К моему багажу прибавились две пары брюк в полоску и неописуемо скучный темно-синий галстук.
