И вот теперь – внезапная отсрочка. Что же им делать с
внезапно свалившейся с небес жизнью?..
Глухой, мучительный стон заставил ее вздрогнуть.
«Юный нахимовец» вылез на четвереньках из укромного закутка
меж копытами кентавра, неистово рвущегося в бой с незримым врагом. Вылез и
огляделся с диким выражением на лице.
Маленький, сухонький, сморщенный, он напоминал нелепо
наряженную обезьянку – особенно когда вдруг вскочил и начал выделывать странные
коленца, будто решив пуститься в пляс и разогреваясь в ожидании перебора
гармоники.
Однако, приглядевшись, Тина поняла, что Рок и не думает
плясать. Он, казалось, и сам не понимал, какая сила дергает его из стороны в
сторону.
– Ого! – прошептал Георгий. – Худо бедняге, худо…
Как-то странно, бочком метнулся Рок вдоль стены, то пытаясь
заглянуть под постаменты статуй, то с надеждой всматриваясь в лица людей.
Заложники смотрели на него с испугом, а террористы, похоже, радовались
неожиданному развлечению. Во всяком случае, они не гнали Рока на место, а лишь
лениво замахивались на него прикладами или хохотали, когда тот начинал что-то
бормотать, перемежая русские и французские слова:
– Травка есть? Мужики, дайте травки! Эрб, эрб! Курнуть
дайте! Курнуть! Фюмэ, поняли, мужики? Фюмэ, хоть затяжечку!
И вдруг он замер – сделал стойку, будто охотничий пес,
выпрямился, вскинул голову… Его ноздри раздувались, словно он наслаждался
тонким ароматом, исходящим из угла, где, опершись на пьедестал римского
легионера, курил человек в черном свитере.
Главарь террористов не сразу заметил приближение Рока –
невидящим взглядом уставился в пол. Небрежно откинув кисть, затянутую в черную
перчатку, он сжимал между пальцами тонкую коричневую сигарету, однако,
казалось, забыл и о ней, потому что она догорела почти до основания,
превратившись в столбик серого пепла.
Наконец, очнувшись от задумчивости, главарь поднес сигарету
к губам, едва заметным в узкой прорези маскировочного шлема. Глубоко затянулся
– и снова откинул в сторону руку. Столбик пепла даже не дрогнул.
Тина нахмурилась, следя за этой тонкой, изящной кистью…
– В цирке выступать бы сволочи! – Голос Георгия вызвал
какое-то смутное воспоминание. – А этот «русский герой»… Ох, нарвется он
сейчас! Ох и нарвется!
Держа нос по ветру, словно пес, идущий по следу, Рок добежал
до статуи легионера – и замер. В раздражении махнул перед лицом ладонью,
отгоняя дымок, и уставился на террориста. И вдруг попятился, побрел через зал к
облюбованному им кентавру, то и дело поглядывая через плечо с опасливым
выражением. Наконец Рок снова пристроился между ног кентавра – скорчился,
обхватил плечи сухонькими коричневыми лапками и заскулил…
Японец, все это время менявший кассету в видеокамере,
сунулся к Року и принялся снимать его, иногда оборачиваясь, словно спрашивая
совета: то ли он делает?
Голуб резко поднялся и уверенным шагом направился к главарю.
– Я настаиваю на человеческом обращении с нами! Этого
требуют элементарные нормы нравственности! Разве вы не видите, что больному
нужен врач? Я требую, чтобы вы допустили сюда врача, чтобы дали людям воды,
чтобы освободили всех женщин!
Японец водил камерой от Голуба к главарю террористов,
который пристально смотрел на губернатора и, казалось, внимательно его слушал.
Потом он аккуратным щелчком сбил на пол пепел, затушил сигарету о щиколотку
легионера и развел руками.
«Он же ничего не понял! – догадалась Тина. – Голуб ведь
говорил по-русски!»
Да, похоже, героический порыв губернатора оказался
напрасным: он забыл позвать переводчицу. Сообразив, что оплошал, взмахнул
рукой. Мышка-переводчица, в ужасе сверкая глазенками, забилась в укромный
уголок и не выказывала ни малейшего желания выполнять свои профессиональные
обязанности.
Голуб осмотрелся.
– Кто говорит по-русски – шаг вперед! – выкрикнул он.
Тина уловила улыбку, спрятавшуюся в пышных седых усах
Георгия. Да… вот было бы забавно предстать ему сейчас пред светлы очи будущего
президента, которому он объявил войну не на жизнь, а на смерть! Пожалуй, боевой
задор Голуба слегка поугас бы!
Хотя… хотя, с неудовольствием констатировала Тина, держится
Голуб, конечно, неплохо. Все-таки есть в нем это грубое обаяние силы, которое
безотказно действует на массы и называется жутким словом «харизма». Именно
поэтому и победит Голуб на выборах 2000 года. И хоть фигура грядущего лидера
изваяна из заграничного папье-маше, все же не так-то легко истребить в нем
исконный дух лидерства, отваги – пусть даже показной, но
безотказно-заразительный. Да, можно понять, почему в «Просперити» задались
целью непременно сломать Голуба. Это вам не молодой ученый Алясков! Слишком
многое изначально дано Голубу природой, слишком ярко горит в нем русский дух,
чтобы можно было позволить ему пылать бесконтрольно и свободно. Это было бы
чревато внезапным пожаром, может, даже взрывом всех планетарных замыслов
«Просперити»!
А вдруг?..
Тина прижала руку к груди. А вдруг и «Просперити», и они с
Георгием все-таки ошиблись в Голубе? Что, если его слабость, на которую сделана
такая ставка, – всего лишь обычная человеческая слабость… преходящая! Ведь
никто не знает, может, когда Люцифер искушал Христа, то и в душе Иисуса что-то
дрогнуло – пусть на миг, на мгновение, но, возможно, дрогнуло? А Голуб отнюдь
не богочеловек… Разве не мог он, нравственно оступившись, потом раскаяться и проклинать
себя за это? Однако, вовлеченный в тайную игру мировых масштабов, побуждаемый
тщеславием и честолюбием, решил все-таки довести ее до конца, притворившись
подавленным, сломленным, а на самом деле готовясь, всем существом, всей душой
готовясь сверкнуть перед врагом своей опасной силой, как сверкает меч, внезапно
выхваченный из ножен.
Так русские князья склоняли в Орде гордые головы, чтобы
получить ярлыки на княжение… а потом стерли в порошок эту самую Орду!
Что, если… что, если они с Георгием замышляют избавиться от
единственного, может быть, союзника, который остался у них в стане неумолимых
врагов – и расслабленных друзей?
Внезапные мысли обожгли, будто разряд молнии. Слова Голуба
еще звучали в ушах… И вдруг «юный нахимовец», словно воскрешенный этим голосом,
выскользнул из-под кентавра и вытянулся по стойке «смирно», уставившись на
Голуба своими пустыми бирюзовыми глазами.
– Геннадий Рокотов, морская пехота! – выкрикнул он. – Медаль
за отвагу получил и обмывал в Афгане!
