Тина опустила голову:
– Да не знаю я, ничего не знаю! Сон приснился…
Замолчала – дальше не вязались слова.
Михаил тоже помолчал, потом тихо вздохнул:
– Ох, дурочка ты моя… глупенькая ты моя дурочка!
Она прижала кулаки к глазам. Вот так же – переживая,
сочувствуя, жалея – шептал он, когда Тина бесстрашно заявила, что в очередной
раз изменила ему, что ей надоело бегать от такого мужа, жизнь зашла в тупик и
лучше расстаться, как цивилизованные люди, пока не начали бить друг друга
сковородками.
Может быть, Михаил тоже это вспомнил, потому что понурился.
– Ладно, все ясно. Сиди здесь, никуда не уходи. Я только за
Лидкой сбегаю и сразу вернусь.
– За Лидкой? – тупо повторила Тина.
– Ну да! Эти-то к ней же к следующей придут, ясно! Отсидимся
у меня на пасеке или в охотничьей избушке. Потом – десять километров в тайгу,
ни одна собака не найдет. Все, я побежал! Жди!
Михаил легко мазнул губами по Тининой щеке и исчез в
сумерках. Какое-то время она еще ловила, распростершись, трепет земли под его
торопливыми шагами, потом все стихло.
А вокруг стояла тишина. Однажды где-то вдали взбрехнула
собака, Тина задрожала, но лай утих. Однако дрожь не унялась. Вдруг вспомнился
бело-рыжий хвостик, торчавший из собачьей будки. Вот почему Атаманша не
встретила хозяина радостным лаем! Первая пуля, знать, досталась ей. Вторая –
бабе Вере. Третья – Данилушке.
Ну, там, конечно, не один Виталий (он же Павел), небось
целая рать, и у каждого есть запасные обоймы, рассудила Тина. А на нее-то уж
точно хватит.
Уткнулась в траву.
Беды можно ждать сколько угодно, и все равно свалится она
как снег на голову, все равно окажешься к ней не готовой, почувствуешь себя
какой-то букахой, опрокинутой на спину и в ужасе глядящей на огромный
надвигающийся небосвод: вот-вот раздавит!
Данилушка, Данилушка… И баба Вера. И Атаманша. И, еще
раньше, Светка.
Тина закрыла глаза. Слез не было, и страха особенного не
было, только боль сухо рвала сердце.
Потом, она знала по опыту, будет еще хуже, еще мучительнее.
Однако и этого сейчас вполне хватало!
Скорчилась, подтянула колени к груди, да так и лежала, крепко
зажмурясь, только иногда кусая край ладони, чтобы не дать вырваться рыданию, и
вслушивалась в вечернюю тишину.
Потом вдруг дошло, что лежит она как-то слишком долго.
Созвездия передвинулись по ясному небу к западу, а на востоке призрачно,
холодно посветлело: скоро должна была взойти луна. Прошел, наверное, час, а то
и два – Михаила все нет. Неужели решил не возвращаться за ней? Лида уплакала не
рисковать?
Нет, нет… Опять что-то случилось! Внезапно выйдя из
тоскливого оцепенения, Тина поняла это так отчетливо, будто кто-то шепнул
страшную весть в ухо.
Вскочила, вгляделась в темноту. И, сообразив, как отсюда
самым коротким путем добраться до дома Михаила, шагнула вперед.
Сначала, пока шла по земле, было еще ничего, а потом, когда
оказалась на деревянном тротуаре, даже испугалась: чудилось, мостки так и гудят
под торопливыми, неровными шагами.
Мелькнула было мысль разуться и пойти босиком, но этак она
вообще недалеко уйдет. Собьет ноги, занозит, а вдруг придется бежать? Да и
собакам без разницы, шумно она идет или тихо: бессонно взбрехивали за заборами
даже на вздох. Наверное, убийцы вполне могут догадаться, что означает эта
глухая перекличка из двора во двор. И Тину будут стеречь возле дома Михаила…
А вдруг стеречь окажется некому, ожгло безумной надеждой?
Вдруг Михаил, защищая жену и дом, положил убийц в рукопашной или перестрелял из
охотничьего «зауэра», которым гордился всю жизнь и стрелял из него блестяще? А
потом на него навалилось обычное интеллигентское раскаяние – сидит над трупами
поверженных злодеев, оплакивая их и себя, ошалев от ужаса, что нарушил
первейшую заповедь Божию, – и думать забыл про бывшую жену, которая…
Картина, внушающая самые радужные надежды, погасла так же
внезапно, как и вспыхнула. Тина угрюмо качнула головой. Нет, все это, пожалуй,
фантастика. Михаил не мог измениться столь бесповоротно. Он всегда готов был
стерпеть обиду, чем сделаться обидчиком, – подставить, выражаясь фигурально,
другую щеку. Но если так… но если так, то что же случилось? Что задержало его?
Только одно. Но невозможно даже представить это!
Тина осторожно приотворила калитку и замерла, боясь шагнуть
во двор. Не заперто – это плохо! Снова содрогнулась от запоздалого опасения,
что ее могут подстерегать здесь, однако тут же сообразила, что при таком
раскладе вряд ли горел бы свет во всех окнах и была бы так гостеприимно
распахнута дверь на веранду.
А если она опоздала, если Михаил с Лидой все-таки ушли и
теперь ищут ее на условленном месте?
Нет, надо все-таки посмотреть.
«Беги!» – кричало что-то в душе, но Тина пересекла дворик и
шагнула на крыльцо. Вспыхнуло воспоминание, как она стояла здесь нынче, жадно
вслушиваясь в заковыристые вопросы Данилушки, в Лидкины покаянные всхлипы.
Воспоминание мгновенно исчезло, кануло, словно камень – в глубокую воду. Как
давно это было! Да было ли вообще? И что вообще существовало в ее жизни, кроме
этой напрягшейся тишины, этой огромной ночи, навалившейся на плечи, будто
неподъемный груз, так что Тина невольно сгорбилась, замедлила шаги…
А может быть, она просто заранее знала, что увидит?..
Да, Тина опоздала – Лида была уже совсем холодная, и кровь,
наполнявшая болезненно искривленный рот, потемнела и запеклась. Глаз убитой
Тина не видела – только закатившиеся белки.
Мгновение стояла, ловя этот белесый, остановившийся взгляд,
потом почувствовала, что пол покачнулся. Успела шагнуть к косяку, припасть,
сползти по нему. Уставилась на соломенную косу, всю переплетенную тонкими
красными ленточками. Едва поняла, что это струйки крови. Но не Лидиной. Кто-то
истекал кровью, склонившись над ней, потом отполз. Вот тянется красный след,
обрываясь за полуприкрытой дверью горницы…
Тина поднялась, цепляясь за стенку; шагнула туда. Ног она не
чувствовала, они громко бились в пол; руки выставила перед собой – в любую минуту
могла снова упасть.
И упала-таки, когда увидела Михаила.
Он полусидел под окном, и грудь его была одним сплошным
кровавым месивом. Голова повисла. Пальцы сведены судорогой. Нет, рядом не лежит
«зауэр» – наверное, Михаил просто не успел вытащить его из шкафа.
