Да, пожалуй, и правда. Ломка всей жизни, всех надежд!
Ну, ничего-ничего, попыталась успокоить себя Тина. Самое
разумное – пойти в гостиницу. Хотя бы на сутки: помыться, отоспаться, немного
прийти в себя. Попроситься в двух-, а лучше в трехместный номер, чтобы не
оставаться в этом гнетущем одиночестве. Болтовня соседок успокоит ее…
О господи, всю жизнь Тина предпочитала собственное общество
любому другому, а теперь… фонарик, что ли, купить вон в том киоске, включить
его и восклицать, подобно Диогену: «Ищу человека!»
И внезапно ее осенило. Есть, есть у нее знакомые в Москве!
Это муж и жена. Правда, знакомство с ними очень даже шапочное, вернее,
телефонное. С этой самой женой Тина говорила раза два-три, когда та звонила в
Нижний. И это была Людмила Ивановна, мачеха Валентина!
Тину передернуло. То ли привычный озноб, то ли и впрямь
могильным холодом повеяло при воспоминании об этом имени. Ладно, не надо
преувеличивать. Они с Людмилой Ивановной всегда так мило беседовали, та
считала, что Тина должна ей звонить и даже наведываться, если вдруг окажется в
Москве.
Ну вот и оказалась. А денег за спрос по-прежнему не берут.
Почему не попытать счастья?
Вот только номер бы вспомнить… А он был элементарный:
145-45-45. Просто грех не позвонить по такому телефону!
Только не сейчас. Хотя бы часик, а то и два надо еще потерпеть.
Люди спят. Первое побуждение в таких ситуациях – поскорее избавиться от
абонента и отправиться досыпать. Нет, уж лучше Тина как-нибудь проведет время…
скажем, сходит в душ. Есть ведь здесь где-нибудь душ, на этом вокзале!
«Цивилизация портит человека», – подумала Тина спустя час,
когда, с ног до головы вымытая, с подновленно-рыжими волосами, она вновь
подходила к ряду телефонов-автоматов. Это же надо, чтобы на душе так полегчало
после обыкновенного душа, принятого, прямо скажем, в экстремальных условиях!
Или цивилизация здесь как раз ни при чем? Вода извеку была
целительницей, смывала хвори действительные и мнимые, сглаз, порчу, притку и
уруки, относ и призор.
Ох, дал бы Бог, чтобы и с Тининой жизни она смыла наконец
это мрачное, липкое, будто кровь, наваждение!
Веря в лучшее, Тина набрала номер – и сердце ее упало, когда
вместо акающего, медлительного говора Людмилы Ивановны в трубке зазвучал
торопливый мужской голос:
– Алло! Вас слушают!
Это не мог быть отец Валентина: он ведь прикован к постели.
К тому же голос молодой.
«Наверное, ошиблась номером», – приободрила себя Тина и
молча повесила трубку. Перевела дух – и снова набрала 145-45-45, до боли вдавливая
пальцы в кнопочки. Однако голос от этого не изменился:
– Да, слушаю. Кто это?
– Извините, – пискнула Тина. – Позовите, пожалуйста, Людмилу
Ивановну…
– Не могу, к сожалению, – приветливо сказал мужчина. – Ее
дома нет.
О господи! Неужто и она уехала в Израиль?!
– Извините, а когда она будет? Я перезвоню, если можно…
– Вряд ли вы ее застанете. – Голос не утратил беспечной
приветливости. – Мужа Людмилы Ивановны позавчера увезли в больницу, она тоже
там.
– Ох, боже ты мой… Что с ним?
– С легкими что-то. От неподвижного положения. Но я с
Людмилой Ивановной каждый день общаюсь и могу ей передать все, что вы скажете.
Тина замялась. Эх, да что толку приветы передавать! Разве
Людмиле Ивановне теперь до ее приветов? Хотя…
– А вы кто? – отважилась спросить.
– Я? Ну, как бы это объяснить попроще… У ее мужа был сын, а
я – его двоюродный брат. По матери.
– Двоюродный брат Валентина?! – недоверчиво воскликнула
Тина. – Не может быть!
– Почему это? – Собеседник вроде бы даже обиделся. – Что,
Валька хуже других, что ли? А вы сами, собственно, кто?
Что ответить?
– Н-ну… знакомая.
– Чья? Людмилы Ивановны?
Мужик, похоже, большой любитель потрепаться! Сразу видно,
что до столицы еще не дополз нижегородский эксперимент по установке счетчиков
на телефоны.
– Нет. Скорее Валентина. Но это неважно. Вы не могли бы
передать Людмиле Ивановне, что звонила Тина? Я… понимаете, я сейчас в Москве…
ну, я звоню с вокзала, думала, может…
– Ти-на? – недоверчиво переспросил мужчина. – Нет, правда?
– Да, а что такое? – озадачилась она, не совсем понимая, чем
вызвано изумление: самим фактом звонка или ее дурацким именем.
– Это просто мистика какая-то, – пробормотал он. – Людмила
Ивановна почему-то так и знала, что вы появитесь! Она из-за вас очень
переживала, в смысле, из-за Валькиной гибели. Несколько раз даже попыталась до
вас дозвониться, но все без толку. И вчера мне сказала: «Славик, если вдруг
позвонит Тина, скажи, что я ее всегда буду рада видеть, а если она окажется в
Москве…» Вы сейчас в Москве, я правильно понял? – перебил Славик свою
патетическую речь.
– Да. На Курском вокзале.
– И вам негде остановиться?
– Н-ну… негде! – решилась признаться.
– Так давайте сюда! – радостно закричал Славик. –
Четырехкомнатная огромная квартирища, живите где хотите! А меня вы не бойтесь,
я, во-первых, тихий и скромный, а во-вторых, мгновенно свалю отсюда, как только
вы появитесь. Меня Людмила Ивановна попросила за этими хоромами приглядеть:
знаете, в наше время… Но у меня куча всяких своих проблем, и если бы вы
приехали, я бы просто-таки улетел их решать. Тина, вы для меня настоящий
подарок судьбы. Приезжайте, Христа ради!
Тина услышала какие-то странные, отрывистые звуки и не сразу
поняла, что это она, оказывается, смеется. Вот это да! Похоже, пошел процесс
реабилитации.
– Да куда ехать-то? – спросила нерешительно. – Я ведь адреса
не знаю.
– Есть такая улица – Хабаровская, – темпераментно начал
Славик, но Тина его перебила:
– Быть того не может!
– Почему?!
– Да потому, что я сама родом из Хабаровска! У меня там мама
до сих пор живет, всякие друзья-подружки и даже бывший муж.
– А, так Хабаровск – это город, что ли, такой? – удивился
Славик. – Ну надо же! Буду знать. Где-нибудь у черта на куличках, конечно? На
Урале, да?
– Почти, – вежливо согласилась Тина.
