Исполком «Боевого содружества» не ставил целью объединить под своим руководством все существовавшие «бюндише»-группы. Штрассерианцы всего лишь хотели устранить их организационную разнородность и придать этому молодежному движению более четко выраженный политический оттенок. Чтобы завоевать молодежь, КГРНС должно было утвердить себя как высшая идеологическая инстанция. Но после 10 месяцев упорной работы попытка приручить молодежное движение закончилась неудачей. Единственным результатом этой кропотливой работы стало появление на свет идеологической программы, адресованной руководителям молодежных групп «Боевого содружества».
Еще на Первом имперском конгрессе было принято решение передавать молодежным организациям наиболее значимые материалы «Национал-социалистической рабочей и крестьянской молодежи». В то время молодежное крыло «Содружества» было крошечной организацией, едва ли насчитывавшей более 30 человек, в основном выходцев из «Гитлерюгенда». Насколько Штрассер трепетно относился к молодежи, показывает один факт. Даже в сложные времена, когда «Боевому содружеству» приходилось отказываться от выпуска многих газет, еженедельно выходил 4-страничный вестник «Мы — молодые». Вначале он издавался как самостоятельное издание, а затем превратился в приложение к газете «Немецкая революция». В период между октябрем 1930 года и июлем 1931-го в свет вышло 17 номеров этого издания. При прочтении «Мы — молодые» можно было обнаружить, что этот боевой листок по сути ничем не отличался от других газет революционных национал-социалистов, за тем исключением, что все статьи в нем были специально переработаны для молодежи.
«Национал-социалистическая рабочая и крестьянская молодежь» воспринималась Штрассером как молодежный союз, находившийся в «эпицентре жизни», который должен был выработать у молодежи новый стиль поведения, новую духовность, новое понимание общества. Сотрудничество штрассерианцев и «бюндише» молодежи должно было дать «импульс к обновлению» обеих сторон. Этот импульс должен был избавить молодежное движение от фашистского, буржуазного и марксистского наследия. После Немецкой революции и наступления социализма это движение должно было стать революционным авангардом гигантского движения всех молодых немцев, которое должно было проходить под знаком Третьего рейха.
В принципе «новая молодежная идеология» «Боевого содружества» мало чем отличалась от тех идей, которыми пытались привлечь к себе молодежь националисты, расисты и «фёлькише»-группировки. Попытка жестко навязать собственную идеологию привела к тому, что КГРНС вообще не смогло закрепиться в среде «бюндише»-организаций. Закончилась провалом и попытка создать единый фронт молодежных организаций, который бы решительно выступал против введения трудовой повинности
[15]
. Дело было не в идее, а в том, что каждая молодежная организация хотела проводить собственную акцию протеста по этому поводу. Кризис «Боевого содружества», который разразился в августе 1931 года, фактически уничтожил молодежную организацию КГРНС. Даже после союза с революционными штурмовиками она не смогла насчитать и сотни членов.
В феврале 1931 года руководитель молодежной группы Артур Гроссе покинул «Боевое содружество» и примкнул к коммунистам. Это событие предшествовало дальнейшим крупным неудачам, от которых «Боевое содружество» так и не смогло окончательно оправиться.
В программных документах «Боевого содружества» (призыв 4 июля 1930 года, «14 тезисов Немецкой революции») мы не найдем ни одного упоминания о классовой борьбе. В своей деятельности КГРНС предполагало опираться на всю нацию. Классовая же борьба была одной из самых главных угроз для гармоничного «народного сообщества». На протяжении множества дискуссий между КПГ и «Боевым содружеством» все противоречия между этими двумя организациями в итоге сводились именно к понятию «классовая борьба». Вопрос был далеко не праздным. Учитывая неуклонно ухудшавшуюся экономическую ситуацию в стране, он приобретал чуть ли не краеугольное значение. 8–9 октября 1930 года представители крупной промышленности единодушно поддержали программу оздоровления экономики, предложенную Брюнингом, За несколько дней до этого ее утвердил сам рейхспрезидент Гинденбург. Оздоровление должно было произойти за счет сокращения финансирования общественных работ и сокращения заработной платы в частном секторе. 12 октября программа вступила в силу. Почти сразу же в тяжелой промышленности заработная плата рабочих сократилась на 8 %. Уже 14 октября берлинские металлисты начали забастовку. Месяц спустя согласительная комиссия смогла найти компромисс, и реальная зарплата сократилась всего лишь на 3 %.
1 декабря 1930 года Брюнинг издал чрезвычайный декрет «О спасении экономики и бюджета», согласно которому на 6 % сокращалась зарплата бюджетников. Вместе с этим на 5 % вырастали налоги. 10 декабря Союз предпринимателей Рурской области потребовал от правительства одобрения снижения заработной платы на 12 %. Здесь сразу же вспыхнула забастовка.
«Боевое содружество» не могло остаться в стороне от этих событий. Оно сначала поддержало стачку в Саксонии, а затем и все вспыхнувшие забастовки. И здесь Штрассер допустил очередную ошибку: вместо того чтобы выдвинуть конкретные политические и экономические требования, он предпочел ограничиться демагогическими лозунгами. В частности, требовал установить максимальную зарплату в стране; в размере 1000 марок. Кроме этого выступал за сокращение денежного содержания парламентариев и публикации имен тех, кто получал прибыль от осуществления плана Юнга. Он надеялся, что эти требования приведут рабочих в лагерь революционных национал-социалистов.
На следующий день «Боевое содружество» решило расширить свои требования. Оно настаивало на 7-часовом рабочем дне (который должен был быть установлен без уменьшения заработной платы), отмене любых новых налогов, пенсии в размере 500 марок. Но самое главное, Штрассер настаивал на «всеобщей социалистической стачке, направленной против системы». За поражение стачки Штрассер сделал ответственными «иезуитскую диктатуру Брюнинга», предателя Гитлера и профсоюзную бюрократию, стоявшую на службе продажной социал-демократии. После того как призывы к созданию единого социалистического фронта не нашли отклика, Штрассер и Шапке вообще перестали употреблять такие понятия, как политическая стачка, эксплуататоры, классовая борьба. К тому же ситуация в стране не располагала к массовому забастовочному движению. В ответ на массовые стачки работодатели и промышленники провели еще более значительное понижение заработной платы. В этих условиях профсоюзы становились незаменимой организацией.
Так откуда же Штрассер почерпнул мысль о всеобщей политической стачке? Впервые этот тезис прозвучал в статье Христиана Клее «Национал-большевизм», опубликованной 1 октября 1930 года в «Национал-социалистических письмах». А уже 11 января 1931 года «Немецкая революция» опубликовала призыв к проявлению солидарности с рабочими Рура, который дополнялся уже ставшим традиционным требованием создания «единого социалистического фронта». Впрочем, хотя Штрассер и проявлял солидарность с рурскими рабочими, но он не верил в их победу. Их борьба носила экономический характер, была изолированной и не имела политического руководства. Промышленники предпочитали улаживать противоречия с рабочими по отдельности, минуя профсоюзы. Тем самым, как полагал Штрассер, они изолировали бастующих от общих рабочих интересов.
