Предлагаемое преобразование Франции включало в себя семь важных компонентов: 1) принятие новой политической конституции; 2) преобразование французской экономики; 3) интеграция ее в европейское хозяйство; 4) принятие программы общественных работ в области строительства; 5) создание социалистического движения; 6) переориентирование французских колоний в соответствии с «европейской программой»; 7) новые ориентиры во внешней политике Франции. Из всего это перечня нас в первую очередь должен интересовать вопрос о «новой» внешней политике. По этому вопросу в документе сообщалось следующее: «Французское правительство не хочет злоупотреблять оказанным ему доверием, а потому не позволит воссоздать прошлую систему союзов, ориентированную на сохранение так называемого равновесия в Европе.
Кроме того, Франция не должна быть слабым местом, а именно зоной, через которую бы просачивались неевропейские политически идеи. Франция навсегда связана с судьбой континента, делает акцент на солидарность, которая в будущем должна объединить нашу страну со всеми народами Европы. Исходя из этого, мы полагаем, что Франция должна стать оборонительным рубежом Европы, что предопределено нашими морским побережьем, а потому может стать европейским бастионом в Атлантике. Франция сможет справиться с этим заданием, если в этой сфере будет применяться столь же гармоничное распределение обязанностей, что и области экономики. Франция должна защитить Европы в первую очередь благодаря силе своего флота и колониальных войск».
По большому счету «европейская идея» во Франции периода 40-х годов претерпела несколько изменений. Поначалу она носила явно англофобский характер. В этом не было ничего удивительного, если принять во внимание подробности встречи маршала Петена и Гитлера, которая состоялась в 24 октября 1940 года в городке Монтуар-сюр-ле-Луар. В ходе этих переговоров Гитлер заявил маршалу, ставшему главой Франции: «Кто-то должен платить за проигранную войну. Это будет либо Франция, либо Англия. Если Англия покроет расходы, Франция займет подобающее ей место в Европе и может полностью сохранить свое положение колониальной державы». На рубеже 1940–1941 годов именно Англия виделась главным врагом французов и Европы в целом. Активисты, сплотившиеся вокруг журнала «Новая Европа», активно развивали эту тему. В ход шла история с погибшей на костре Жанной Д’Арк, предательское бегство английских войск из Дюнкерка, атаки на французский флот близ Мерс-эль-Кебира и многое другое.
Одним из последовательных сторонников франко-германского сближения и складывания на основе этого союза «Новой Европы» был историк и госсекретарь правительства Жак Бенуа-Мешен. Он мечтал не просто о «Новой Европе», но о некой имперской иерархии, основанной на «великом братстве революционных партий». Он настаивал на том, чтобы Рим и Берлин признали Францию равноправным партнером по «оси», третьей по значимости фашистской державой Европы. Отечественным читателям может показаться странным, что Франция преподносилась именно в качестве «фашистской державы», но это не было преувеличением. Свободолюбивая, демократическая и лево-ориентированная Франция (именно к такому историческому облику привыкли многие из нас) была не более чем мифом. Историк Зеев Штернхель в своих работах (к сожалению, до сих пор не переведенных на русский язык) не раз поднимал вопрос о «французских корнях фашизма». Действительно, формирование фашистской идеологии (или, как пишет Штернхель, профашистской) во Франции началось много десятилетий раньше, нежели в Италии и Германии. Отправной точной можно считать Мориса Барреса, который впервые стал скрещивать между собой радикальный национализм и синдикалистские идеи. Опять же не стоит забывать, что в 1934 году власть во Франции чуть было не перешла к радикальным националистам, когда те вывели на улицы Парижа более 40 тысяч человек («Народный фронт» не мог похвастаться столь массовыми акциями). А год спустя «Огненные кресты» Де ля Рока насчитывали несколько сотен тысяч человек, являясь по сути крупнейший политической организацией во Франции (не считая прочих ультраправых и фашистских организаций).
Если же говорить о Бенуа-Мешене, то он не раз призывал Третий рейх «создать единую Европу, которая станет… лучшим боевым оружием». Отталкиваясь от этого тезиса, он вместе с Жаком Жераром (еще один член «вишистского правительства») разработал проект «Переходного договора», который должен был, по мнению его создателей, заменить договор о перемирии, заключенный между Германией и Францией в 1940 году. К «Переходному договору» должен был прилагаться особый тайный протокол, текст которого представляет особый интерес. Три страны (Германия, Италия и Франция) должны были сойтись в следующем: во Франции должна была продолжиться «национальная революция», по итогам которой должно было возникнуть «основанное на народной, авторитарной и социалистической воле» политическое движение; во внешней политике Франция подключалась ко всем акциям, осуществляемым правительствами Германии и Италии, в военной области Франция теоретически была готова начать боевые действия против Великобритании («как только будет восстановлен военный потенциал страны»). По сути, этот документ предполагал создание тройственного пакта, причем Франция должна была действовать как самостоятельная держава, а отнюдь не как оккупированная Германией страна.
Проект этого документа был передан Имперскому правительству Германии 14 июля 1941 года. Реакция Берлина во многом обескуражила французов. В июле Эрнст Ахенбах уведомил французское правительство, что Берлин был раздосадован предложениями, сделанными в проекте «тройственного пакта». 23 июля 1941 года Риббентроп поручил послу Абецу передать Жаку Бенуа-Мешену, что «прозвучавшие предложения являлись недопустимой попыткой отмены состояния перемирия, что могло привести к напряженности в отношениях между Германией и Францией». Подобный ответ весьма разочаровал многих членов «вишистского правительства». Сам же Жак Бенуа-Мешен не отказался от надежд сформировать «объединенную Европу без побежденных», предполагая, что новый толчок к евроинтеграции должно было дать нападение Германии на СССР. В ноябре 1942 года он писал в одном из своих писем: «Я полагал, что Гитлер объединит все континентальные страны, чтобы начать штурм сталинской империи. В качестве образца мне виделся Александр Македонский, который объединил все эллинские города, чтобы начать захват персидского царства. Разве борьба с большевизмом не была тем общим принципом, который мог даровать нам чувство единого континента? Это было посылом, который позволил бы избавиться от местечкового патриотизма, освободившись от застарелых противоречий и традиционного соперничества между странами в Европе. Более того, это был тот рычаг, который должен был позволить национализму, терзаемому внутренними конфликтами, расшириться и превратиться в европейский супернационализм».
Агрессия против СССР и преодоление узкоэтнического национализма были главными стимулами, которые заставляли десятки тысяч французов воевать на стороне Германии. Первые вербовочные пункты появились во Франции в июле 1941 года, всех желающих приглашали принять участие в «войне против Советов». Повальные симпатии к СССР и русским оказались не более чем мифом. В первые же две недели работы пунктов добровольцами на «восточный поход» записалось около десяти тысяч французов! А когда в 1943 году началась запись в части СС, то в считанные дни появилось полторы тысячи желающих примерить на себя форму элитных частей. В Берлине ловко использовали идею о «Новой Европе» и антибольшевистские настроения, царившие во Франции. Но сами французские политики видели, что многие из идей так и остались лишь идеями. После того как в рейхе была решительно отвергнута сама возможность подписания «промежуточного договора», а затем «тройственного пакта», дряхлеющий маршал Петен пытался воззвать к немецкому чувству ответственности, желая, чтобы «Новая Европа» хотя бы постепенно, но становилась реальностью. Он ожидал, что решение этой проблемы произойдет во время встречи с рейхсмаршалом Герингом, но этого так и не случилось. Как-то в разговоре Петен заметил: «Франция не видит ничего лучшего, чем интеграция в Новую Европу. Но что надо сделать, чтобы это произошло? Пока мы идем во тьме со связанными руками. Для начала нам хотелось бы понять, какое именно место нам уготовано в Новой Европе?» Идеи вливания Франции в состав «Новой Европы» не менее активно продвигали и представители коллаборационистских партий: Национально-народного объединения, Партии французского народа, «Францистов», Движения социальных революционеров. Жак Дорио, лидер Партии французского народа, подобно Бенуа-Мешену, рассматривал агрессию в отношении СССР как трамплин для формирования «супернационального европейского сознания».
