Все эти предложения свидетельствуют о том, что Карл Дим в корне неверно оценивал сложившуюся ситуацию, равно как наивно переоценивал значимость своей фигуры для национал-социалистического режима. Во-первых, Крюммель отнюдь не собирался оставлять руководство академией. Во-вторых, в академии предполагалось не только физическое воспитание, но и мировоззренческая обработка. Большой вопрос, насколько Дим мог успешно ввести национал-социалистические лозунги в свою традиционную учебную программу.
Ситуация несколько поменялась, когда Дим стал генеральным секретарем организационного комитета по подготовке в итоге так и не состоявшихся зимних Олимпийских игр 1940 года. Ганс фон Чаммер во время одной из встреч с Гитлером воспользовался случаем, чтобы замолвить слово за Карла Дима. Он повел речь о предоставлении Диму профессорской кафедры. В данном случае Гитлера нисколько не смутило, что генеральный секретарь организационного комитета был женат на «четверть еврейке», а кроме этого не был даже членом партии. Он отдал распоряжение, чтобы этот вопрос в положительном ключе рассмотрел министр образования и науки Бернхард Руст. Однако до сентября 1939 года Дим, занятый проблемами Гармиш-Партенкирхена, не проявлял никакого интереса к своему возможному профессорству. Но стоило только сорваться веем олимпийским планам, как эта проблема преподавания в высшей школе вновь стала насущной. Для ее решения в начале 1940 года Карл Дим подключил и знакомых из министерства внутренних дел, и Имперского спортивного руководителя. Те со всех сторон стали давить на Руста, чтобы тот все-таки организовал Диму профессорскую кафедру. Министр науки в ответ парировал, что из-за начавшейся войны у него не хватало для этого финансовых средств. Не помогли даже напоминания о том, что это распоряжение было отдано лично фюрером. В итого Карлу Диму повысили жалованье (с 12 тысяч до 15 тысяч рейхсмарок в год), а также гарантировали, что в случае выхода на пенсию он получит 30 тысяч рейхсмарок.
Жажда быть связанным с каким-нибудь большим проектом привела Карла Дима к тому, что он был готов полностью интегрироваться в национал-социалистическую систему. Только так можно оценить его попытки организовать «Великогерманскую Олимпию». Это должна была быть своеобразная национал-социалистическая Олимпиада. Сама идея подобного рода не была для Дима принципиально новой, он всего лишь пытался в своеобразной манере обыграть традиции античных игр, «Немецких турниров» и гимнастических праздников. «Великогерманская Олимпия» должна была обрести особый смысл только в условиях окончательной победы вермахта, в которой Дим в тс дни нисколько не сомневался. Однако он полагал, что война как таковая закончилась вместе с разгромом Польши, а потому предложил увековечить дату — октябрь 1939 года. Нечто подобное он уже предлагал в 1916 году, коща выдвигал план «Германской Олимпии». Тогда он хотел «передать истинный дух античной культуры, которая должна быть дополнена арийской кровью, немецкой душой и новыми ценностями». Приблизительно такая же идея была заложена в основу «Немецких турниров», которые Дим организовывал во времена Веймарской республики (1922 год — Берлин, 1926 год — Кёльн, 1930 год — Бреслау). В итоге идею о «Великогерманской Олимпии» можно рассматривать как продолжение уже ранее существовавшей спортивно-праздничной традиции, заложенной лично Димом. Как и ранее, «Олимпия» должна была проводиться один раз в четыре года. Каждый раз она должна была проводиться в течение недели в новом месте. Однако на этот раз к соревнованиям должны были допускаться спортсмены исключительно с «германской кровью». С одной стороны, это выводил праздник за рамки Германии, так как в нем могли принимать участие бельгийцы, голландцы, датчане и т. д. С другой стороны, в «Олимпию» был закрыт путь для евреев, что полностью соответствовало установкам гитлеровского режима. Забегая вперед, надо отметить, что «Великогерманская Олимпия» так и осталась только лишь проектом, который никогда не был претворен в жизнь.
После того как началась Вторая мировая война, многим немцам стало ясно, что «нормальная» жизнь закончилась. Когда же 3 сентября 1939 года Франция и Великобритания объявили войну Германии, то Имперский спортивный руководитель Ганс фон Чаммер решил, что можно было ставить крест на всех международных соревнованиях. По его мнению, борьба между нациями с этого момента велась не на спортивном ринге, а на полях сражений. Совершенно иного мнения придерживался Имперский министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп. Он полагал, что международные соревнования, насколько они могли проводиться в годы войны, открывали ранее невиданные пропагандистские возможности. Во-первых, спортивные соревнования должны были убедить немецкое население, что их повседневной жизни ничего не угрожало, то есть спорт должен был имитировать «нормальность» жизни. Во-вторых, спортивные состязания могли использоваться для пропаганды, направленной за пределы рейха. Сам факт проведения соревнований международного уровня должен был убедить противников Германии, что рейх обладал настолько огромным военным преимуществом, что национал-социалистический режим мог себе позволить не призывать лучших спортсменов в ряды действующей армии. Кроме этого спорт мог выступать средством для выяснения отношений с союзниками. В первую очередь это касалось фашистской Италии, которая до сих пор не оставляла попыток конкурировать с Германией. Наконец, спортивные соревнования с участием команд из нейтральных стран позволяли решать «обходными путями» многие важные дипломатические задачи. В Швейцарии рейх интересовали финансы, в Швеции — залежи полезных ископаемых, на Балканах — важные стратегические контакты. Именно на территории нейтральных стран Германия могла продолжить свое противоборство с Англией. Именно Третий рейх породил специфический вид внешней политики. «Дипломаты в тренировочных костюмах» из ГДР и «политика пинг-понга», проводимая президентом США Никсоном в отношении Китая, по большому счету не были оригинальными изобретениями.
Организация международных спортивных контактов была возложена на Национал-социалистический имперский союз физической культуры (именно так со временем стал называться Немецкий имперский союз физической культуры). В мирное время международный отдел этой организации возглавлял Вольф фон Шуленбург. Однако в первые дни войны он оказался призван в парашютно-десантный полк. А потому его преемником стал Карл Дим. Выбор пал на Дима исключительно потому, что у него была «хорошая репутация». Он не был членом партии, был близко знаком с большинством представителей международного спорта. Для нейтральных стран это значило очень много. При этом всем Ганс фон Чаммер мог быть уверен в полной лояльности Дима, что тот доказывал уже не раз. Судя по всему, сам Дим согласился на это назначение, так как еще не оставил надежд получить профессорскую кафедру. Нельзя сказать, что должность начальника международного отдела в имперском союзе физической культуры была очень перспективной для уже немолодого человека. Но Дим решил с характерной для пруссаков ответственностью взяться за работу. По крайней мере до весны 1943 года, когда полностью прекратило свое существование любое международное спортивное движение, он пытался сделать все от него зависящее, чтобы рейх предстал в «спортивном блеске».
Задачи, которые приходилось решать Карлу Диму, можно было условно разделить на две группы. С одними он мог справиться, не выходя из-за письменного стола. В данном случае он принимал решение, разрешить или запретить проведение тех или иных международных соревнований. К числу вторых относилась негласная дипломатическая деятельность, которую он мог вести в качестве главы немецких спортивных делегаций, оказавшихся за границей, или же качестве «радушного хозяина», принимавшего иностранные делегации на территории рейха. В обоих случаях Дим должен был понимать, что «независимость» и «самостоятельность» спорта (на чем он настаивал в начале 30-х годов) оказались химерами.
