– Теперь, теперь, – с досадой передразнила Соня. – Я никогда
не была Лидкой, понял? А вот она мною, как стало ясно, не раз притворялась. Не
раз и не два! Ну не цирк ли: первое, о чем я попросила ее при встрече, – это
опять прикинуться мною! И еще успокаивала ее, главное дело: не надолго, не
надолго. А оказалось… оказалось, я ее на смерть обрекла. Конечно, когда я потом
увидела эти фотографии, мне здорово захотелось ее убить, но не так… не до
смерти…
Она нервно поднялась. Струмилин почему-то не нашел ничего
лучше, как вскочить со стула именно в этот момент. Соня наткнулась на него,
рванулась в сторону, но он придержал ее и убрал руку, пригладившую волосы.
Челка снова упала на лоб.
– Да, – сказал он ошеломленно. – Да…
Тупицей и слепым идиотом Струмилин никогда себя не считал,
да и женщин вроде бы знал достаточно, чтобы иметь некоторые основания гордиться
собой, и вдруг показался себе каким-то первоклашкой, вдруг обнаружившим, что
девчонки – это совсем не безликая масса на одно лицо, созданная лишь для того,
чтобы их всех подряд драли за косы. Бездна женской тайны приоткрылась перед ним
на миг, воплотившись в этом столь обыкновенном жесте: убрать со лба волосы…
опустить челку…
Лида и Соня. Соня и Лида. Да они совсем не одинаковые! Они
разные, как небо и земля! И у женщины на тех кошмарных фотографиях в самом деле
не было челки! Не было! Струмилин еще тогда обратил внимание на эту бледно-золотую
пряжу волос, разметавшуюся по красно-зеленому, попугайно-пестрому ковру.
Он растерянно опустил глаза – и чуть не ахнул, увидев, что
стоит сейчас на том самом ковре…
Этот ковер лежит в Лидиной квартире!
Струмилин потрясенно уставился на Соню.
Тупица. Слепой идиот. Одно утешение – не он один. Весь род
мужской – толпа тупиц и слепых идиотов, исполненных самодовольной
самодостаточности, и только любовь к женщине помогает отдельным счастливчикам
прозреть и ощутить то, что испытывали боги в миг сотворения мира. Только любовь
делает это!
Ну вот и произнесено слово. Вот оно и сказано – пусть всего
лишь про себя. А вслух он ничего сейчас говорить не мог – только стоял, смотрел
на Соню… смотрел и смотрел…
– Извините, – послышался тихий, благонравный голосок, а
потом кто-то осторожненько постучался в то замкнутое пространство, какое
внезапно окружило Струмилина и Соню. – Я вам не помешаю?
Андрей рассеянно оглянулся и увидел, что Леший тихонько – и,
возможно, уже довольно давно – постукивает согнутым пальцем по краю стола.
– Ребята, ребята, – пробормотал он, – не знаю, конечно, о
чем речь, но если вы о какой-то порнушке, то вот что я вам скажу, ребята… нет,
я, конечно, понимаю, о мертвых аут хорошо, аут ничего, но, чтобы в Лидкином
характере разобраться, надо вам знать одну маленькую деталь. Она в сексуальном
плане… ну, не совсем нормальная, что ли.
– Да? – усмехнулся Струмилин, неохотно отступая от Сони. –
Это в том смысле, что тебе ничего не удалось от нее добиться?
Оттенок ревности, прозвучавшей в его голосе, поразил его
самого. Но ничего не мог с собой поделать: в голову так и лезли воспоминания о
диване с разрисованной девицей, и представить, чтобы Лида (Соня?) – ну, словом,
кто-то из них! – возлежал в непотребной позе на куске полиэтилена, потому что
пастель пачкает постель…
– Не больно-то и хотелось, – ухмыльнулся Леший. – Но я тебе
вот что скажу: там, где я ничего не добился, другим делать уже нечего. Это
означает – глухая стена! Вот такая глухая стена была Лидка. Ну, я парень
понятливый: меня не надо бить по лбу, чтобы я уразумел – не клюет и не клюнет.
И с тех пор относился к Лидке только как к товарищу по работе. И она ко мне
неплохо относилась именно потому, что знала: я к ней под юбку не полезу. А то
ведь такой хорошенькой девочке небось проходу нет, это ты по себе небось
знаешь, – улыбнулся он Соне, на которую поглядывал в некоторой задумчивости: не
морочат ли ему голову? Не Лида ли это все-таки?
– Да, – сдержанно кивнула Соня. – Бывает иной раз непросто.
Но что там с Лидой? Она что, лесбиянка была, господи помилуй?
– Да какая лесбиянка?! – вытаращился Леший. – Это еще
спасибо сказал бы. Просто ледяная ледышка. И – вот вам психология! – в
дизайнеры она пошла исключительно из-за своей сексуальной особенности. Для нее
весь кайф состоял в том, чтобы смотреть …
– Смотреть? – недоумевающе свела брови Соня. – На что?
– Ну, смотреть! – Леший для наглядности даже глаза вылупил.
– Смотреть, как люди… это самое… Ясно? Она как-то проболталась, что иногда
летом нарочно ходит на Гребной канал, где парочки в кустиках… это самое… И
просто подсматривает за ними. Вот такие тонкости натуры… А как-то раз Лидка
пришла ко мне насчет одного заказа. Пришла, а у меня температура. Зима была, я
простудился, а работы по горло, ну, я сижу в мастерской и малюю какую-то
вывеску. И чувствую, прямо помираю – надо женщину! – Он покосился на Соню и
конфузливо пожал плечами. – Ну, как говорится, у каждого свои недостатки. Когда
у меня температура, я, пардон, не могу… Позвонил одной барышне – да ты ее
видел, – подмигнул он Струмилину, – это Светун, раскрашенная, помнишь? Тощая,
конечно, зато только свистни – она тут как тут. Позвонил и жду. А приходит Лида
и сразу о каких-то делах. Я так и этак мялся, потом говорю ей: Лида, золотая,
ты не можешь смыться? Тут такое дело… Ну и выложил ей все как есть. Думал,
обидится, а она вдруг глазками так и засверкала: хочу на вас посмотреть! А у
меня за диваном… ну, мой диванчик ты видел, – опять кивнул Леший Струмилину,
будто сообщнику, – есть у меня за диваном такая как бы кладовочка. Совсем
каморка, я там ничего не держу, кроме одной только табуреточки. Со стороны
комнаты висит шторка, полное впечатление, что за диваном глухая стена, однако
если шторку чуть подвинуть, открывается щелка, в которую много чего видно…
Видимо, в лицах Струмилина и Сони что-то изменилось, потому
что Леший вдруг замотал головой и даже пальцем погрозил:
– Да нет, вы не подумайте, что я какой-то там извращенец. Не
больше, чем всякий молодой мужик, к тому же – художник от слова «ху…», от слова
«худо». Я эту каморку оборудовал, когда делал оформление для одного
эротического клуба. Мне нужны были картины – про это самое, а я ж никогда не
видел, как это делается. Со стороны не видел. Все ж когда участвуешь
непосредственно, тут не до наблюдений. А тут один дружок женатый у меня ключ
попросил от мастерской, чтобы с девушкой своей встретиться, я и сговорился:
ключ дам, но позволь на вас поглядеть. Ну, ребята, я потом такие сбацал
полотна… Это вам не «Прощание славянки»!
Соня сделала движение, словно собиралась что-то спросить, но
остановить Лешего было затруднительно:
