— Вы что, спятили? — спросил я, вышел и взял Каминского под локоть.
— Ну наконец-то! Да что случилось?
— Не притворяйтесь, будто не поняли.
Я обернулся. Легкий ветерок колыхал колосья на полях, в небе виднелось несколько прозрачных облаков. Собственно говоря, тихое, идиллическое место. Можно было бы остаться здесь навсегда.
Но тут подъехало наше такси. Я помог Каминскому сесть на заднее сиденье и попросил шофера довезти нас до ближайшей железнодорожной станции.
VIII
еня внезапно разбудил телефонный звонок. Я потянулся за трубкой, что-то упало на пол, с трудом нашел ее и поднес к уху. Кто? Вегенфельд, Ансельм Вегенфельд, из регистрации.
— Ну хорошо, — пробормотал я, — дальше что?
Вокруг меня материализовался убогий номер: кровать с высоким изголовьем и стол, на тумбочке лампа с грязноватым абажуром, на стене криво висит зеркало.
— Я звоню по поводу пожилого господина, вашего спутника, — сказал Вегенфельд.
— По поводу кого?
— Вашего спутника, — подчеркнул он, и я насторожился.
Я приподнялся в постели и тотчас же проснулся.
— Да в чем дело?
— Ничего страшного, просто вы должны к нему зайти.
— Зачем?
Вегенфельд многозначительно покашлял. Потом им и в самом деле овладел приступ настоящего, ненаигранного кашля, потом он еще раз многозначительно покашлял.
— В этой гостинице существуют определенные правила. Поймите, есть вещи, которые мы никак не можем допустить. Вы меня понимаете?
— Черт побери, да в чем дело?
— Скажем так, у него посетительница. Отошлите ее или мы будем вынуждены сделать это сами!
— Не станете же вы утверждать…
— Вот именно, — подтвердил Вегенфельд. — Совершенно точно. — Он положил трубку.
Я встал, прошел в крошечную ванную и умылся холодной водой. Было пять часов вечера, я спал таким глубоким сном, что утратил всякое представление о времени. Прошло несколько секунд, прежде чем я вспомнил, что случилось накануне.
Угрюмый шофер увез нас с бензоколонки.
— Нет! — внезапно заявил Каминский. — На вокзал я не поеду. Я хочу отдохнуть.
— Сейчас отдохнуть вы не сможете.
— Еще как смогу. В гостиницу!
Шофер равнодушно кивнул.
— Так мы только задержимся, — запротестовал я, — нам надо ехать.
Шофер пожал плечами.
— Уже почти час, — сказал Каминский.
Я взглянул на часы, было без пяти час.
— До часа еще уйма времени, — уверял я.
— В час я всегда ложусь отдохнуть. У меня уже сорок лет такой режим, и я его не изменю. Кстати, я могу попросить этого господина отвезти меня домой.
Шофер бросил на него алчный взгляд.
— Ну хорошо, — сдался я, — в гостиницу. — Я почувствовал себя бессильным и опустошенным. Тронул водителя за плечо. — В лучшую, какая здесь только есть. — При слове «лучшую» я покачал головой и предостерегающе выставил руки. Он понял и ухмыльнулся.
— В другой я и не остановлюсь, — сказал Каминский.
Я сунул водителю купюру. Тот подмигнул:
— Я отвезу вас в самый лучший отель!
— Надеюсь, — откликнулся Каминский, плотнее запахнул халат, схватил трость и стал тихо причмокивать.
Кажется, его совершенно не беспокоило, что пропала машина, весь багаж, да и мой чемодан вместе с новой бритвой в придачу, у меня остался только портфель. Он наверняка даже не осознавал, что произошло. Возможно, с ним не стоило даже говорить об этом.
Маленький городок: низенькие дома, витрины, пешеходная зона с неизбежным фонтаном, еще витрины, большой отель, другой отель, еще больше, возле них мы не остановились. Затормозили у маленького, жалкого пансиона. Я вопросительно посмотрел на шофера и многозначительно потер пальцами. А это точно самый дешевый? Он подумал и поехал дальше.
Мы остановились у еще более безобразной гостиницы с обшарпанным фасадом и запотевшими оконными стеклами. Я кивнул:
— Замечательно! Видите ливрейного лакея?
— Двоих! — подыграл мне шофер, которому все это явно доставляло удовольствие. — Министры всегда здесь останавливаются.
Я заплатил, дал ему еще чаевых, он их заслужил, и провел Каминского в маленький грязноватый гостиничный холл. Гостиница сомнительной репутации для коммивояжеров, гнетущая, тягостная атмосфера. «Что за ковер!» — восхитился я и потребовал два номера. Странно, человек с сальными волосами протянул мне блокнот, в котором полагалось расписываться вновь прибывшим. На первой странице я написал свое имя, на второй нацарапал какие-то каракули. «Спасибо, носильщик не нужен!» — громко сказал я и провел Каминского к лифту; поскрипывая, кабина рывками стала подниматься и привезла нас в скудно освещенный коридор. Номер у него был крошечный, шкаф открыт, там явно давно не проветривали.
— Вон там висит подлинный Шагал!
— Марк написал больше оригиналов, чем с них успели снять копий. Поставьте лекарства у кровати. Какой странный запах, вы уверены, что это хороший отель?
На тумбочке они почти не помещались; к счастью, вчера я переложил их в портфель: бета-блокаторы, кардиоаспирин, лекарства от тромбозов, снотворное.
— Где мой чемодан? — спросил он.
— Ваш чемодан в машине.
Он нахмурился.
— Древочеловек, — пробормотал он. — Любопытно! Вы изучали творчество Босха?
— Немного.
— А теперь уходите! — Он весело захлопал в ладоши. — Уходите!
— Если вам что-нибудь понадобится…
— Ничего мне не понадобится, уходите скорей.
Я со вздохом вышел. В своем номере — у меня он был еще меньше, чем у него, — я разделся, голый рухнул на постель, спрятал голову под подушку и задремал. Когда позвонил Вегенфельд, я без сновидений проспал три часа.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы найти номер Каминского. На двери висела табличка «Прошу не беспокоить», но она была не заперта. Я тихо вошел.
— …им овладело какое-то наваждение, — как раз говорил Каминский, — он стал писать бесконечные автопортреты, одержимый то ли ненавистью к себе, то ли нарциссизмом
{19}. По-моему, он был единственным безумцем, который имел право на манию величия.
Девица сидела на постели — очень прямо, нога на ногу, спиной к стене. Ярко накрашенная, рыжеволосая, в прозрачной блузке, мини-юбке, в ажурных чулках. На полу аккуратно стояли ее сапоги. Каминский, одетый, в халате, лежал на спине, скрестив руки на груди, положив голову ей на колени.
