Короче, Гоша Воропаев был в полном смысле слова
идеальным образчиком мужского пола, и ипфановские дамы здорово напряглись,
когда он вдруг появился на новогодней вечеринке не один. И сразу всем стало
ясно, что эта высокая зеленоглазая девушка рядом с ним – не просто так, лишь бы
время провести. Он держал ее за руку, он кругами вокруг нее ходил, он не
спускал с нее глаз, словно страж, охраняющий нечто свое собственное . В девушке
был найден миллион недостатков – женской частью ИПФАНа, понятно, – ну а
мужская часть сошлась на том, что задница у нее, строго говоря, так себе, зато
ноги и грудь – что надо. Глазки, губки, носик, волосы – все это тоже было в
полном ажуре. Конечно, Гоша мог бы найти девушку с талией и потоньше, но ведь
для любви не это главное! А что имеет место быть пылкая и пламенная, причем
взаимная любовь и даже страсть, это не подлежало сомнению.
С тех пор Гоша периодически занимал телефон
вкрадчивым курлыканьем со своей милой Милой (ее так и звали – Мила, но было это
уменьшительным от «Людмила» или Гошка сам так окрестил предмет своего обожания,
никто не знал); иногда опаздывал на работу и частенько засыпал, устроив голову
на папках, сложенных одна на другую на столе, причем так причмокивал губами,
что только дурак не мог понять, что снятся ему пылкие поцелуи; живо
интересовался предметами дамского туалета, которые иногда притаскивали в
институт бродячие коммивояжеры, и скоро всем заинтересованным лицам стало
известно, что милая Мила любит духи от Мэри Кэй (безумная цена!), белое и
только белое кружевное белье, стринги и комбинации не носит, как и колготки со
«штанишками» – предпочитает с «трусиками»... Ну и всякое такое.
И вот однажды всему этому пришел конец. Гоша
исчез на несколько дней, а когда появился, даже самые верные поклонницы его не
сразу узнали и решили, что их кумира попросту подменили. Вместо «солнечного
мальчика» сидел за столом или бродил по коридорам какой-то призрак – бледное,
мрачное подобие прежнего Гоши Воропаева. А вскоре медленно, но верно пополз по
ИПФАНу слух о причине такого страшного превращения: девушка, которую он любил,
внезапно умерла. То есть, как стало известно от кого-то осведомленного, она
вообще болела сердцем, с трудом выжила после очень сложной операции, и вот
только-только перед ней забрезжила надежда на выздоровление и счастье, как она
умерла от какого-то потрясения. Подробностей никто не знал, от Гоши вообще ни
слова было не добиться. При малейшей попытке навести разговор на события его
личной жизни он мрачнел еще больше, замыкался, отмалчивался – и под любым
предлогом норовил покинуть человека, который растравил его рану.
Поэтому Олег даже не пытался задавать
кретинские вопросы, типа: «Как жизнь?» или что-то в этом роде, а сразу перешел
к своим проблемам и выпалил:
– Слушай, по-моему, у меня баба спятила!
Гоша и бровью не повел, бездумно глядя прямо
перед собой. Как будто речь шла о совершенно постороннем человеке. А между тем
с Любой Кирковской он был знаком не только через Олега, но и через Любину
двоюродную сестру Ольгу Караваеву, которая училась в той же школе, что и Олег с
Гошей, правда, на два класса младше. Нечего и говорить, что в школе Ольга
принадлежала к числу самых пылких Гошиных поклонниц. Правда, она была девчонка
трезвомыслящая и очень скоро поняла, что нет смысла тратить жизнь на вздохи по
мужику, который тебя в упор не видит. Ольга очень старательно устраивала свою
личную жизнь, у нее появился какой-то мужик, он Олегу не нравился жутко, но
главное, чтоб нравился Ольге. Они уже и ребеночка родили, но это Олега,
понятно, интересовало мало. Люба раньше тоже затаенно вздыхала при редких
встречах с Гошкой Воропаевым, но и она была баба деловая и практичная, не хуже
сестры. Вот ее практичность и волновала Олега до такой степени, что он решил
хоть с кем-то на эту тему посоветоваться. Разговором с Гошей можно было убить
сразу двух зайцев: и встряхнуть этого бедолагу, и выслушать, вполне возможно,
толковый совет, ведь раньше Гошка славился своей логикой и доброжелательной
житейской мудростью... Но сейчас, поглядев в его пустые глаза, Олег пожалел,
что не нашел другого советчика. Похоже, и логика, и все прочие качества у Гоши
редуцировались до нуля.
Минуло не менее пяти минут после попытки Олега
завязать разговор, и только тут Гоша разомкнул уста:
– Спятила? Любка? И в чем это выражается?
Олег облегченно вздохнул. Нет, серьезно, он
так обрадовался, что в Гошином голосе зазвучали какие-то живые, человеческие
нотки, что даже собственные проблемы показались не столь уж существенными.
– Понимаешь... – хмыкнул он
смущенно. – У меня имеются некоторые сексуальные причуды. Не стану тебе
подробно рассказывать, это не патология, нет, – это не более чем причуды.
Кто-то обожает, когда любимая хлещет его плеточкой по голому заду. Кто-то
изображает сцену жуткого насилия собственной жены – и оба, что характерно,
ловят от этого невероятный кайф. Ну а есть фетишисты...
Он замолчал так многозначительно, что Гоша не
мог не подать реплику:
– Это ты, что ли, фетишист?
– Ну, в некоторой степени, – хмыкнул
Олег. – У меня есть свои приколы, но это очень не нравится Любке. И
вообрази себе – она так хочет, чтобы я ее больше не трогал, что поселила у нас
в доме любовницу для меня!
Такое невероятное известие прошибло бы кого
угодно. Не оставило оно равнодушным и Гошу. Впервые за много дней Олег увидел в
его глазах проблеск хоть какого-то живого чувства – нормального мужского
интереса к происходящему:
– Не понял?
– Да я и сам сначала не понял, что все
это подстроено, – сообщил Олег. – Но она мне все рассказала, эта
девочка...
Он кратко посвятил Гошу в качество своих
отношений с Любой, а также с Нелей. Не утаил, что именно больше всего привлекло
его в Неле. Извиняющимся тоном добавил:
– Сам не знал, что так буду от этого
заводиться. Но ничего с собой поделать не могу, хоть тресни!
– Наверное, всякое бывает, –
вежливо, но достаточно прохладно ответил Гоша. – Я тебя не осуждаю, с чего
бы вдруг, но мне этого не понять. С другой стороны, у меня все было очень
обыкновенно... и в то же время необыкновенно хорошо. А впрочем...
Он вдруг умолк и уставился на Олега своими
странными глазами:
