Вообще в шейпинге немало эротического. Вот в
этом упражнении, к примеру, когда полтора десятка вполне симпатичных дам в
самых кокетливых тренировочных костюмах лежат на полу, чуть раздвинув колени, и
то поднимают, то опускают бедра под самую что ни на есть сладострастную музыку.
– Ягодицы поджали – расслабили, –
командует Ирочка. – Поджали – расслабили!
Алена ее почти не слышит. Мысли далеко-далеко!
Да что в нем такого, что он ее настолько
зацепил? Глаза, что ли, эти невероятные черные глаза? Ну да, наверное.
Собственно, всей красоты в нем и есть, что эти глаза. Хотя он строен, прекрасно
сложен, у него вьющиеся черные волосы, правильные черты лица... Классический
красавчик-сердцеед. Между прочим, любопытная закономерность! Все мужчины,
которые так или иначе подпадают под эту категорию, обожают есть сердце в
буквальном смысле слова. То есть должным образом приготовленное куриное,
говяжье и прочей живности. Вообще они очень любят всякие потрошки: легкие,
печенку, почки, желательно приготовленные поострее.
Алена очень старалась рассмешить себя, и к
концу занятия, где-то приблизительно на упражнении для пресса, это ей почти
удалось. Однако никогда она еще не получала так мало удовольствия от шейпинга,
никогда так не желала, чтобы этот час прошел как можно скорей.
Даже необходимую заминку делать не стала, даже
под душ не пошла, да и не упражнялась она сегодня так, чтобы вспотеть.
Торопливо переоделась, простилась с тренершей и, даже не застегиваясь, ринулась
через дорогу, в здание суда.
Ну да, конечно, она ведь обещала Шурочке, что
вернется не позднее чем через полтора часа. И ее ждут отложенные дела. Одно – о
хищении нефтепродуктов непосредственно из нефтепровода. Другое – об угоне
иномарок и убийстве их владельцев. Только это и имеет значение. А вовсе не
искорка надежды, что Игорь вдруг возьмет и вернется в суд.
Зачем? Мало ли зачем! Всем известно: мужчины –
существа весьма странные, и какая-либо логика им чужда.
***
Люба Кирковская вышла замуж по любви. И Олег
ее любил, нет, правда, сначала это было истинной правдой! А почему бы ее не
любить? Не дура, за плечами Институт советской торговли. Отец устроил ее
товароведом в Военторг. В 1989 году это еще была работа из самых престижных.
Хотя основы армии вообще и Военторга в частности уже начали расшатываться,
никто и предположить не мог, как скоро они обрушатся! Во всяком случае, машину
на свадьбу купить удалось. Отец Любы работал в горисполкоме, в отделе учета и
распределения жилья. Можно было не сомневаться, что молодые не заживутся у
родителей.
Но уже через год можно было не сомневаться в
противоположном.
– Ты что, с ума сошла? – однажды
окрысился отец на дочь, когда та в очередной раз завела разговор о
квартире. – Не помнишь, что было, когда Звездинку, пять, распределяли?
Какие демонстрации? Сколько писем губернатору пошло? Хочешь, чтобы меня
сковырнули на пенсию? Подожди, должно же все это уладиться!
Не уладилось. Новая администрация –
губернатором выбрали какого-то безумного мэнээса по фамилии Чужанин, и он из
кожи вон лез, чтобы доказать, какой он прогрессивный демократ, создавалось
впечатление, что если бы пришлось сажать для этого коммунистов на кол, он
собственноручно бы сажал! – не церемонилась со старыми кадрами. Кто
оказался посообразительней, успел подгрести под себя некоторые областные
предприятия: гостиницы, заводики, магазины, дома на Покровке и прилегающих
улицах... Но Любкин отец был из честных. То есть квартиры для своих
распределять, обходя очередников, – это было для него в порядке вещей. Но
протянуть руку к государственной собственности...
Короче, на пенсию его выпихнули – пикнуть не
успел. Теперь на его месте в городской администрации сидел какой-то демократ –
жопастенький такой, из чужанинских лизоблюдов. Тем временем стало модно мазать
старую гвардию самым вонючим дерьмом. Ничего не скажешь, коммунисты, хотели или
нет, столько компромата на себя оставили, что демократическая пресса
просто-таки захлебывалась слюной от восторга.
Сыскалось досье и на Жданова, Любиного отца.
Конечно, не обошлось без предположений, что он был в родстве с тем самым
Ждановым, который подвергал в свое время гонениям Зощенко с Ахматовой и именем
которого была в советское время названа самая красивая набережная города
Горького. Отец так растерялся от всего происходящего, что даже оправдываться не
мог, даже никак не оборонялся: сидел да читал все эти статейки и статеечки про
себя, в которых правда о его злоупотреблениях (была, была-таки суровая правда,
и злоупотребления были!) весьма ловко мешалась с самым беззастенчивым враньем.
И дочитался до инфаркта. За первым через короткое время последовал второй – и
скоро товарища Жданова похоронили, причем даже место на престижном Бугровском
кладбище выбить уже не удалось, похоронили в Марьиной Роще. Через полгода за
ним последовала мать Любы: в тот самый день, когда дочку уволили из Военторга
по сокращению штатов.
А вскоре после ее похорон в квартире раздался
телефонный звонок. Люба была одна дома, она и взяла трубку. Какая-то женщина
противным, очень тонким, сразу понятно, измененным голосом сообщила, что «ваш
муж завел себе любовницу, их его двоюродная сестра познакомила, она вдова
военного, работает в ювелирном магазине, деньги у нее есть, похоже, что она
беременна, там уже о разводе поговаривают и о размене вашей квартиры, так что
берегитесь, как бы с носом не остаться!» И бросила трубку.
После этого звонка Люба часа два провела почти
в беспамятстве, а потом начала немножко соображать и сопоставлять факты. То,
что Олег страшно переживал, когда узнал, что у нее детей быть не может, она
знала. После этого известия между ними пробежала большая черная кошка, но Люба
все равно была уверена, что Олег никуда не денется. Отец был еще в силе, кроме
того, ни у кого не возникло сомнений: большевики скоро вновь возьмут власть!
Олег же не дурак! Не каждый мэнээс из ИПФАНа становится губернатором, это
одному Чужанину так подфартило, а иные-прочие либо бутылки по помойкам
собирают, чтобы хлеба детям купить, либо в Америку продаются. В Америку Олег и
Люба продались бы с удовольствием, да никто их не брал ни оптом, ни в розницу.
Теперь, после ликвидации Военторга и смерти
родителей, солидные накопления которых в одну минуту превратились в сущие
копейки, призрак помоек нет-нет да и начинал маячить в воображении... Правда, у
них осталась отличная родительская квартира в «дворянском гнезде» между
Звездинкой и улицей Горького, ну и «Волга», конечно. Это, конечно,
собственность, но не капитал. Вот если бы трехкомнатную продать, себе взять
однокомнатную и еще купить две однокомнатных подешевле, чтобы пускать туда
жильцов, тогда можно было бы жить на неплохую ренту.
