Внезапно воздушный корабль рвануло в сторону, завертело, стропы запутались, один парус выпрямился и забился на ветру, словно тряпка. Корабль бросило к земле. Мы неслись к деревьям, ощетинившимся копьями веток.
– Паруса! – закричал Олег. – Руби паруса!
Я ударил мечом по стропам, но с одного раза перерубить толстый жгут не удалось – клинок лишь перерезал часть веревок и завяз в тугой паутине.
– Чего ты возишься? – Олег кинулся на помощь, и в этот момент две стропы лопнули.
Веревки хлестнули Олега по лицу, парус вырвался на свободу огромным воздушным змеем. Наш корабль стукнуло о землю, раз, другой и поволокло, разрывая его стены, ломая скрепленные паутиной ветки. Олег вывалился наружу первым, с коротким криком исчез в образовавшейся прорехе. Илву швырнуло на меня, и мы выпали из гнезда вместе. Я рухнул, не в силах избавиться от мысли о сломанном позвоночнике. От удара весь воздух из легких вышел с сиплым свистом.
«Минус пять единиц жизни».
Сверху упала Илва.
– Извини, – сказала она.
– Ничего, – прохрипел я, пытаясь заставить себя дышать.
Спина и легкие – сплошной комок боли. Илва смотрела мне в лицо. Глаза у нее были голубые, как небо в солнечный день над шумным городом. Интересно, какого они цвета, когда Илва превращается в волчицу? Глупо, наверное, думать о подобном в такой момент.
– Отпусти, – прошептала Илва.
– Уже, – сказал я, убирая руки с ее талии.
Раздался треск – это паучье гнездо налетело на деревья. Оставшийся парус разорвался, опутав ветки серыми тенетами. Илва поднялась, глядя на приближающегося Олега. Выпачканный в грязи, он шел, хромая на правую ногу. По щеке струилась кровь, и мой друг вытирал ее лоскутом паутины.
– Живые, – сказал Олег и устало опустился на землю возле меня. – Саламандра сбежала.
Он продемонстрировал разорванный мешок.
– Черт с ней, – пробормотал я.
В воздухе кружилась мелкая ледяная крупа, падала на застывшую землю, оседала на нашей одежде и волосах. Ветер, гнавший по небу свинцовые тучи, поднимал над заброшенным полем белые вихри. Стоящий невдалеке покинутый крестьянский дом скрипел незапертой дверью. Наклонившееся пугало – того и гляди упадет – смотрело вырезанными в сухой тыкве глазами на замок маркграфа. На тыкве сидел ворон. Вокруг царили ветряная заверть, холод и запустение.
– Что будем делать? – спросил Олег. – Мне надо отдохнуть у огня, иначе не смогу сотворить даже простого заклинания. Заодно и единицы жизни восстановим.
Серое пятно за время полета наползло на его левую скулу.
– Совсем плохо? – поинтересовался Олег, проследив за моим взглядом, поскреб пальцами шею и сказал: – Надо найти хворост. Возможно, в доме остались запасы.
Он поднялся. Дверь снова заскрипела, словно приглашая войти. Было бы неплохо укрыться под крышей от непогоды, но в пустых домах часто поселяется нечисть.
– Стой, подожди, – я поднялся и вошел в дом первым.
Остановился у входа и сосредоточился. Голые стены с потоками плесени, висящая паутина и прогнивший потолок начали терять объем, распадаясь на составляющие их элементарные фигуры. Сквозь прорехи в крыше пробивались лучи-ниточки, рисуя на полу овалы. Разбегались статические тени из квадратов, среди которых проявлялись следы прошедших событий. Они были повсюду. Я видел, как в прошлом дверь распахнулась, и в дом забрался тролль – модель из цилиндра с нарисованными зубами и расходящимися угловатыми щупальцами. Молодой и еще неопытный, он вошел осторожно, словно вспоминая то время, когда был человеком.
Тролль заметил спрятавшуюся под кровать дочку хозяина и пополз к ней. Я видел, как хозяин – плоская фигура, почти не отличающаяся от пугала, бежал с мечом в руках, но я знал, что он опоздает. Крик – и пиксели крови разлились на полу.
Потом – пустота. Лишь тени собирались, пируя на остатках трапезы. Одна из них осталась в доме до сих пор. Сидела, забившись в угол, и зло смотрела на меня красными угольками глаз. Верни полную модель мира – и тень исчезнет, сольется с окружающим мраком. Неприятный сосед, но нам она не причинит вреда.
Мне кажется, я помню хозяина дома. Он любил угощать маленького сына маркграфа красными яблоками, настолько сочными, что сок сбегал по подбородку, стоило погрузить зубы в мякоть плода. Теперь он тоже мертв. После гибели дочки, когда захлестывает отчаянье, немудрено допустить ошибку в бою с троллем.
– Все в порядке, опасности нет, – сказал я. – Но лучше развести костер снаружи.
Я вышел из дома и вдохнул свежий морозный воздух.
В доме нашлась вязанка хвороста, и мы вынесли ее во двор. Олег зажег на ладони огонек, который вскоре превратил груду отсыревших веток в жаркий костер. Плотные клубы дыма стелились над самой землей.
Олег сидел у огня, скрестив ноги и закрыв глаза. Казалось, его тело впитывало часть искр, вылетающих из костра. Илва стояла позади моего друга, опершись на его плечи. Но смотрела она на меня. Не мигая и едва заметно улыбаясь. И этот взгляд определенно смущал. Чтобы чем-то заняться, я положил меч на колени и наполовину вынул его из ножен.
– Что такое магия, Бефстроган? – спросил я.
Олег открыл глаза.
– Прекрати меня так называть, – сказал он. – Магия… Трудно объяснить, что это. Я чувствую, как некая волна зажигается внутри меня огнем, поднимается по телу, перетекает в руки. Усилие – и я выпускаю ее на свободу, испытывая приятное опустошение.
– Как в пик любовных отношений, – улыбнулась Илва.
– Э-э-э… Ну да, наверное, – Олег накрыл своей ладонью Илвину у себя на плече и тоже улыбнулся. – Хотя и не настолько приятно. Иногда магия сама рвется на свободу, а порой прячется где-то глубоко, и нужны слова, чтобы ее вызвать. Необходимо сосредоточиться и произносить их мысленно или вслух, обращаясь к внутренней силе.
– Какие слова? – поинтересовался я.
– Лично я говорю то, что приходит в голову. Слова не важны. Главное в это время иметь нужный настрой.
– А если сила не в тебе, а в каком-либо предмете?
Я спрятал меч обратно в ножны.
– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Это нужно у заклинателей спрашивать, а не у огненного волшебника. Тем более у самоучки.
Он вдруг сунул правую руку в костер. Я на мгновение испугался. Прошли долгие несколько минут, во время которых мы молчали. Наконец Олег достал раскаленную до свечения руку и поднес к лицу. От его ладони шел дым, и с тонких длинных пальцев, казалось, сбегали капли магмы. Хотя это могла оказаться и кровь.
Олег задумчиво посмотрел на раскрытую ладонь и резко прижал ее к пятну серой кожи у себя на шее. Илва отшатнулась. Запахло горелой плотью. Олег сидел, крепко зажмурившись и сжав губы, из-под его пальцев струился серый дым.
Наконец он отвел руку, и я увидел оставшийся на шее ожог. Кожа собиралась багровыми струпьями в виде раскрытой пятерни, серое перемешалось с красным и выглядело… отталкивающим.
