– Но только между нами, – говорю я, показывая на нас троих.
– Священный круг, – шутит Ричард, – точнее, треугольник. À ménage à silence
[38]
.
Я сурово смотрю на него, Ричард становится серьезнее и дает обещание, о котором я просила.
– Помните, я приезжала и Гарри помог мне с ноутбуком? – начинаю я.
Ричард кивает.
– На ноутбуке Мэг был зашифрованный файл, в котором оказались инструкции от группы поддержки самоубийц в Интернете – такой, где поддерживают в решении покончить с собой. Я стала копать и нашла ее посты на форумах. Там оказался один чувак, типа ментор. И он ее подталкивал.
– Какое говно, – говорит Ричард.
– Да, – соглашаюсь я.
– Не могу поверить, что Мэг на такое повелась.
– И я. – Хотя я думаю иначе. Познакомившись с Брэдфордом, я в это поверила. – В общем, я его нашла и хочу с ним встретиться.
– Что? – спрашивает Бэн.
– Я хочу с ним встретиться, – но на этот раз выходит вяло.
– Я думал, ты хочешь поговорить с кем-то, кто знал, что она умерла, типа как в Сиэтле, – восклицает Бэн. Он так сердито на меня смотрит, словно я нарушила какой-то договор.
Я вдыхаю поглубже, чтобы голос не дрожал.
– Мне надо поговорить с человеком, виноватым в ее смерти.
– Она сама виновата в своей смерти, – возражает Ричард. – Таково определение самоубийства.
Мы с Ричардом зло смотрим друг на друга.
– Брэдфорд ее вынудил.
– Да, и поэтому ехать к нему – просто шикарная задумка, – вспыхивает Бэн.
– Ты же знал, что я его ищу, – рявкаю я в ответ.
– Ни хрена я не знал, Коди. Последние полтора месяца ты отказывалась со мной разговаривать.
– Вот сейчас разговариваю. Последние полтора месяца я его выслеживала.
– Как тебе это удалось? – спрашивает Ричард, чей взгляд, точно шарик в пинг-понге, перескакивает с меня на Бэна и обратно.
– Гарри помог, но в основном сама. Я прикинулась, что тоже хочу покончить с собой. Выставила себя такой аппетитной мышкой. А он – голодная змея.
– Блин, Коди! – восклицает Бэн. – Ты умом тронулась?
– В смысле, как Мэг?
От такого он затыкается.
– И как это делается? Как прикинуться, что хочешь покончить с собой? – интересуется Ричард. – Я только с противоположностью этого сталкивался – когда человек, задумавший самоубийство, делал вид, что у него все хорошо.
Можно, конечно, сбрехать. Сказать, что я врала, все выдумывала. Но я отвечаю честно.
– Я отыскала в себе ту часть, которая устала от жизни, – тихонько говорю я. – И написала об этом. – Я смотрю в землю, потому что их шокированных лиц видеть не могу. Или, может, их злости или отвращения. – Наверное, да, я тронулась умом. – Я украдкой бросаю взгляд на Бэна, но он пристально смотрит в костер.
– Да не, – говорит Ричард, – такое с каждым бывает. У всех бывают мрачные дни. Каждый об этом иногда задумывается. Но знаешь, почему мой папа считает самоубийство грехом? – он показывает пальцем на дом, где Джерри помогает Сильвии домывать посуду.
– Потому что это убийство. Потому что только Богу решать, когда тебе пора уходить. Потому что украсть чью-то жизнь – это украсть у Бога, – говорю я, цитируя ту чушь, которую говорили в адрес Мэг.
Ричард качает головой:
– Нет. Потому что оно убивает надежду. А это грех. Все, что убивает надежду, – грешно.
Я какое-то время обдумываю услышанное.
– И чего ты хочешь добиться? Теперь, когда нашла его? – внезапно формальным тоном интересуется Бэн.
– Он должен понести наказание как соучастник или хоть как.
– Так обратись в полицию, – говорит Бэн.
– Это не так просто, – возражаю я.
– Родственникам Мэг ты сказала? – продолжает он.
– Ты самое главное упускаешь, – отвечаю я.
– Все это ее не вернет, – встревает Ричард. – Ты же это понимаешь?
Да, понимаю. И не в этом дело, хотя все слишком запутано. Но я не могу пойти ни в полицию, ни к родителям Мэг. Мне надо сделать это – хоть что-то – самой. Во имя Мэг.
И ради самой себя.
32
На следующее утро я просыпаюсь оттого, что международная коалиция младших Зеллеров принимается скакать по дивану. Я встаю, одеваюсь и помогаю Сильвии делать вафли. Выходит сонный Бэн, трет глаза.
– Кофе хочешь на дорогу? – предлагаю я.
– Вы уже едете? – спрашивает Сильвия.
Я приношу извинения, говоря, что не хочу больше злоупотреблять их гостеприимством, но она отвечает, что мы не мешаем.
– К тому же воскресенье.
– Служба начинается в десять, – поясняет Ричард, на котором как бы чистые джинсы и футболка без надписи про наркотики. – Вы не можете остаться? Иначе преподобный расстроится.
Я смотрю на Бэна, который со мной со вчера не разговаривал. Он, пожав плечами, переадресует вопрос мне. Глядя на Ричарда и Сильвию, я понимаю, что отсутствие подарка не так важно. Вот это значит для них куда больше.
Я смотрю на собственные шорты и майку.
– Тогда я лучше переоденусь.
– Можешь, конечно, – говорит Сильвия, – но в нашу церковь все ходят как есть.
Наш караван выдвигается в полдесятого, Ричард едет со мной, а Бэн со всем семейством в фургоне с наклейкой «Сосуществования»
[39]
.
Прихожане с радостью встречают детишек Зеллеров, Сильвия с Джерри начинают со всеми здороваться, а мы с Ричардом и Бэном пробираемся внутрь.
Рассаживаемся. Скамьи несколько потертые, слегка пахнет кулинарным жиром. Это одна из самых неряшливых церквей, которые я видела, – а я за последний год побывала во многих. До этого я в них почти не ходила, разве только на первое причастие Мэг и иногда на полуночные мессы. Триша по субботам обычно работает допоздна, а по воскресеньям поклоняется подушке.
И служба здесь не похожа на те, которые я видела. Хора нет. Вместо этого люди играют на гитаре, пианино, поют, и каждый, кто захочет, может присоединиться. Даже не вся музыка религиозная. Бэн жутко радуется, когда бородатый мужик затягивает трогательную песню «Я хочу домой». Наклонившись ко мне, он говорит, что ее сочинил Чарли Рич, один из его любимейших музыкантов. Это первый нормальный шаг в мою сторону после вчерашнего разногласия. Я принимаю это за предложение мира и отвечаю, что она очень красивая.
