Глава 1
Нью-Йорк совершенно невыносим в холодное время года, когда температура опускается ниже нуля, а с неба сыплется дождь и снег. Скучая по теплу и солнцу, я вспомнил, что вот уже два года не ездил в Парадиз-Сити, и живо представил весь уют и комфорт отеля «Спэниш Бэй» – «Испанский залив», – лучшего на побережье Флориды.
О деньгах я мог не беспокоиться – пару моих рассказов недавно купил «Нью-Йоркер», а последняя повесть уверенно держалась на третьем месте в списке бестселлеров.
Глядя из окна на серое небо, падающий снег, людей, медленно двигающихся внизу на ледяном ветру, я потянулся к телефону.
Удобная штука телефон. Пришла в голову шальная идея – телефон может тут же превратить ее в реальность, разумеется, при наличии необходимой суммы. Она у меня имелась, так что через несколько минут я разговаривал с владельцем отеля «Испанский залив» Жаком Дюлаком, а чуть позже мне зарезервировали номер с видом на море.
Через тридцать шесть часов я вышел из аэропорта Парадиз-Сити, и сверкающий белый «кадиллак», посланный за мной, быстро домчался до чудо-отеля, предназначенного для одновременного приема всего пятидесяти гостей с обслуживанием по высшему разряду.
Первую неделю я отдыхал: грелся на солнышке, болтал с красотками, неумеренно ел (в отеле имелась прекрасная кухня). Затем все наскучило, и я вспомнил об Эле Барни. Первая встреча с ним произошла два года назад. Барни, распухший от пива бродяга, подарил мне прекрасную идею, которую я и воплотил в своей книге. Являясь ходячей энциклопедией скандальной хроники побережья и, по его выражению, «держа ухо к земле», Барни знал буквально все скрытое от посторонних глаз: чужие тайны, преступления, махинации – ничто не ускользало от него.
Я поинтересовался у Дюлака, где сейчас находится Барни.
– Куда он денется, – улыбнулся тот, – Парадиз-Сити без Барни все равно что Париж без Эйфелевой башни. Скорее всего вы найдете его недалеко от таверны «Нептун».
И вот однажды, после прекрасного обеда, я отправился по набережной, запруженной туристами, обвешанными кино– и фотокамерами, на поиски старого знакомого.
Он действительно сидел у входа в захудалую таверну. Одежда его ничем не отличалась от той, в которой я видел его в последний раз, – те же грязные, в сальных пятнах, штаны и майка. Держа в руке пустую банку из-под пива, он напоминал уцелевший огромный обломок кораблекрушения, омываемый со всех сторон толпой.
Как все на свете, Барни знавал лучшие дни, держал когда-то школу ныряльщиков и считался экспертом в этом виде искусства, о чем поведал мне Дюлак. Теперь-то в это верилось с трудом, глядя на его огромное, распухшее от пива и почерневшее от солнца лицо, лысеющий череп, маленькие глазки, бегающие по сторонам в поиске легкой наживы. Пиво погубило его. Он сидел, как огромный паук, поджидающий очередную жертву.
Барни заметил мое приближение.
По тому, как он напрягся, подобрал огромное брюхо и выбросил в воду пустую банку из-под пива, я понял: меня узнали. Я представлял для него сейчас оазис в пустыне.
– Привет, Барни, – остановился я рядом. – Узнаешь меня?
Он кивнул, маленький красный паучий ротик скривился в подобии улыбки.
– Конечно, у меня прекрасная память. Мистер Кэмбелл, писатель, верно?
– Наполовину. Что писатель, верно, но имя – Камерон.
– Ну да, Камерон, верно. Уж что я запоминаю, так это лица. Подкинул вам байку о бриллиантах Эсмальди, так?
– Так ты и сделал.
Он поскреб волосатую ручищу.
– Написали книгу об этом?
Нашел дурака. Я отрицательно покачал головой.
– Прекрасная история. – Он опять почесался и посмотрел на вход в таверну. – Всегда держу ухо к земле. Хотите услышать еще?
Я ответил, что готов слушать, если это действительно интересно.
– Хотите расскажу о марках Ларримора? – Маленькие глазки испытующе впились в меня.
– Ну, марки… Кому это интересно?
– Сильно сказано. Разбираетесь в марках, мистер?
Пришлось признаться, что я ничего в них не понимаю.
– Я тоже не интересовался, пока не услышал про марки Ларримора. У меня ведь всюду друзья: газетчики, которые любят поговорить, полицейские, иногда болтающие лишнее, я все слушаю, поскольку держу ухо к земле. Ну, как?
Я сказал, что марки меня не интересуют.
– Верно. Но только это не обычная история. Давайте выпьем пивка и побеседуем.
Он тяжело поднялся и, рассекая толпу, огромный, как бульдозер, устремился в таверну.
Сэм, негр-бармен, лениво протирал стаканы, но при виде нас глаза его оживились. Еще бы, несколько часов подряд он будет продавать пиво плюс получит неплохие чаевые.
– Здравствуйте, мистер Камерон, сэр, – просияв улыбкой, заговорил он, – рад снова видеть вас в Парадиз-Сити. Что закажете?
– Два пива, Сэм. – И, как принято в этом городе, я поздоровался с ним за руку.
Барни уже взгромоздился за один из столиков. Сэм принес два пива. Процедура мне хорошо известна: нельзя торопить Барни, сначала он должен хорошо утолить жажду. Пил он с толком, не торопясь, не отрывая губ от края стакана, пока тот не опустел. Наконец он испустил вздох облегчения и поставил стакан на стол. Не дожидаясь сигнала, Сэм принес второй.
Теперь Барни потянуло на философию:
– В моем возрасте пиво большая утеха. Было время, когда я бегал за бабами, но теперь они меня не интересуют, зато пиво поддерживает во мне жизнь. – Он потрогал расплющенный на пол-лица нос. – Это из-за баб у меня такой рубильник. Муж застал меня с одной и оказался боксером, так что я еще легко отделался.
Я зажег сигарету. Помолчали.
Барни отпил полстакана и задумчиво поглядел на меня:
– Ну, будете слушать о марках Ларримора?
– А что там интересного?
– Все, что стоит миллион долларов, интересно, – твердо произнес Барни. – Я раньше удивлялся, что какие-то клочки бумаги с рисунком на них могут иметь такую ценность, но сейчас знаю о них все.
Он наклонился и ткнул в мою сторону толстым, как банан, пальцем:
– Вам известно, например, что люди вкладывают в марки состояние, чтобы, уехав в другую страну, начать новую жизнь? Или избежать налогообложения? Или использовать как иностранную валюту?
Я признался, что слышал кое-что об этом, но что все-таки случилось с Ларримором?
– О, это длинная история, но расскажу все без утайки на прежних условиях, согласны? Сам бы написал книгу, да не потяну.
Я согласился.
Барни поглядел на меня:
