–У нас в городе? – изумился журналист. – Ты уверен? Почему я ничего не знаю?
–Потому что ты рупор и трубадур, Леша, а у них полная тайна вкладов, как в масонской ложе. Замешаны серьезные люди.
–Откуда ты знаешь? – Журналист все еще не верил.
–Знаю. Все три девушки – Ирина, сбежавшая от убийцы Лина и девушка из цветочного магазина, Слава, – все оттуда.
–Значит, нужно вычислить тех, кто знал всех трех! – воскликнул журналист.
–Верно. Вычислили. Их оказалось трое.
–Кто? – потребовал журналист. – Литературный плейбой в списке? Поэтому ты спрашивал про алиби?
–В списке. Плейбой в списке. Поэтому я спрашивал про его алиби, и ты подтвердил, что алиби у него есть.
–Христофорыч, какое, к черту, алиби? – вскричал журналист. – Я что, за руку его держал? Мы же все «хорошие» были, после мэрии пошли в трактир, нахрюкались до потери пульса, кто-то уходил, кто-то приходил… круговорот!
–Вот так и рассыпаются алиби, – философски заметил Монах. – Значит, не держал за руку?
–Не держал.
–И он тебя не держал?
–Мне что, нужно алиби? – спросил журналист. – Имей в виду, я не член клуба!
–Пока не нужно. Спи спокойно, – ответил Монах. – Постарайся вспомнить, видел ли ты его между десятью и двенадцатью и как он выглядел после двенадцати.
–В смысле?
–Может, озирался, дергался, оглядывался… одним словом, вел себя неадекватно. Возможно, переоделся – был в синем костюме, а то вдруг оказался в черном. Когда бьешь жертву ножом, трудно не испачкаться…
–Да там все вели себя неадекватно, Христофорыч. Насчет костюма… я не помню даже, в каком костюме был я сам! Но я постараюсь. А насчет сундука покойной матушки… ты уверен?
–Не знаю, Алеша. А что еще можно подумать? Там туфли, тут шляпка, в результате вырисовывается психологический портрет одинокого, асоциального, угрюмого типа, воспитанного матерью-одиночкой с жесткими моральными устоями, который всю жизнь был на коротком поводке, а теперь остался один и растерялся. И до сих пор хранит вещи покойной матушки. По-твоему, это нормально?
Они помолчали немного, и крепившийся журналист выложил свой козырь:
–Ошибаешься, Монах. Убийца был не «он», а «она».
–В смысле? – удивился Монах.
–Ее видели, Христофорыч! Задняя дверь магазина выходит в тупичок между двумя жилыми домами, там же стоит мусорный ящик, куда магазин выбрасывает вялый товар. Там всегда копается кто-то из местных. Эту женщину видели, она пришла примерно в семь сорок. Задняя дверь была не заперта, и она вошла. Через черный ход, потому что магазин был еще закрыт. Когда она выходила оттуда, не видел никто.
–Она вышла через главный вход на центральную улицу, – сказал Монах. – Открыла дверь изнутри и оставила незапертой. Ты говоришь, девушку задушили руками… Женщина? Какой-то неженский способ убийства.
–Разные бывают женщины, Христофорыч, сам знаешь. Бывают и такие… амазонки.
Монах кивнул, соглашаясь:
–Как она выглядела?
–Свидетельница видела только ее со спины. Высокая, в кожаном пальто и меховой шапке. С сумкой через плечо.
–Странная получается вещь… – Монах задумался. – В первый раз она принесла с собой туфли, теперь шляпку… если это она! Психотип мстителя предполагает, скорее, мужчину, у которого сложности в определенном плане, а тут женщина, что нетипично. Ты ведь знаешь, что сексуальные маньяки в основном мужчины?
–В основном – не значит всегда, – заметил Добродеев. – История знает примеры…
–Так то история… Может, оскорбленная жена?
–Убирает девушек по вызову, которые трахались с ее супругом? – фыркнул журналист. – Даже не смешно, Христофорыч.
–Не смешно. Какие причины могут быть у женщины убить другую женщину, как, по-твоему?
–Только любовь. Мужики убивают из любопытства и ради денег, женщины – из-за любви.
–Сильно сказано. Ты действительно так думаешь?
–Ради красного словца, как знаешь… Накатило афористическое настроение… надо будет подкинуть Громову, пусть разовьет тему.
–Может, не женщина… – сказал Монах, раздумывая вслух.
–Не женщина? Ты думаешь… транссек?
–Надо бы встретиться со свидетельницей.
–Она же видела ее только со спины!
–Это не важно. Если ее подтолкнуть, она вспомнит, что та женщина и шагала крупно, и руками размахивала, и что-то было в ней неестественное и странное. Ты знаешь, сколько мелочей отпечатывается у нас в подсознании? Именно эти отпечатки подпитывают интуицию или так называемое шестое чувство.
–Вай как сказал! – восхитился Добродеев. – Подпитывают интуицию! Ты книжки часом не пишешь, Христофорыч?
–Пишу. Заметно?
–Еще как! Что делать будем? Мысли есть? Дедуктивные?
–Имеется у меня пара мыслишек в запасе… Ими и займемся, Леша. Прямо сейчас. Координаты свидетельницы есть? Выходим в поле.
И они отправились в поле. Свидетельница, маленькая востроглазая бабушка, расспросила их из-за двери, рассмотрела в глазок и пригласила в квартиру. Разговор имел место в прихожей – ни чая, ни кофе им не предложили. В квартире сильно пахло подгоревшей едой. «Видела женщину», – подтвердила свидетельница. «Сколько было времени?» Она задумалась.
–Примерно семь сорок. Я сразу пошла домой, и на ходиках было без десяти восемь. Какая? Я ее со спины видела, а лица не видела. Высокая, молодая вроде, в кожаном пальто и меховой шапке, с сумкой через плечо. Сапоги на низких каблуках. Прошла мимо меня прямо к двери и – шасть туда! Зеленхоз цветы привел, и Славочка дверь не закрыла. Забыла, видать. Жалко, прямо душа заходится! Хорошая девушка, всегда цветы отдаст. Я вечером стою на углу, всегда кто-то купит, – добавила она доверительно. – Меня и участковый знает, не трогает.
–Чем от нее пахло? – вдруг спросил Монах. – Она прошла мимо вас… помните?
–Ничем вроде. – Бабушка задумалась. – Может, чаю? – спросила она. – Или капусточки тушеной? Свеженькая, только с огня.
–Спасибо, нам нужно бежать, – озабоченно сказал журналист, отступая к двери. – Спасибо!
–Да подожди ты! – с досадой сказала бабушка. – Резвый какой! Дай вспомнить-то! Чем пахло… говоришь? А ведь пахло… повеяло! Сейчас, сейчас… Вроде травой, похоже на донник или… этой… лавандой! Точно! У меня мыло лавандовое.
–Запах сильный был?
–Нет, совсем слабый, если бы не мыло, ни за что не признала бы. Теперь я без цветов осталась, – пригорюнилась бабушка. – Светка – это вторая – ни за что не даст! Злая девка.
–А запаха лимона не было? – спросил Монах.
–Вроде нет…
На улице Добродеев перевел дух и сказал:
