Их интеллектуальное, нравственное, личностное превосходство над прокурорской командой и над скрывающимся за спинами обвинителей мутным субъектом с бегающими глазками и бегающими желвачками столь оглушительно, что его можно назвать антропологическим разрывом.
Так вот у фигурантов по ту сторону разрыва, особенно у самого затюканного и убогого из них, всё время прорывалось в этот день какое-то торжествующее чувство реванша за длившиеся уже второй год подряд ежедневные публичные унижения. Не как тварь дрожащая, а как право имеющий рычал на защитников и даже на судью как бы расправивший согбенные плечи недавний объект моего гуманитарного сочувствия.
Между тем видимый ход процесса не давал, казалось бы, никаких оснований для такого всплеска прокурорского адреналина. Обвинители были по-прежнему уныло беспомощны в своих аргументах, опровергаемых их же свидетелями.
«Решение принято!!» — вот что читалось в новой злорадной стилистике поведения голубых мундиров. Не секрет, что процесс на сто процентов политический, а беспристрастный судья Данилкин напряжённо ожидает отмашки сверху. «Либеральный» сигнал на оправдание стал бы катастрофой для орденоносцев — обвинителей, автоматически опускаемых в козлищ отпущения.
Решение действительно принято, но по другому, гораздо более общему вопросу. Человек с желвачками возвращается, и все остальные политические решения в стране, в том числе и по судьбе Ходорковского и Лебедева, будут теперь выстраиваться именно в этой кадровой перспективе.
Так неужели безумные, тянущие лет на двадцать дополнительного заключения обвинения в хищении всей нефти ЮКОСа будут признаны судом? Совсем необязательно. Сейчас самое главное — продержать людей в тюрьме до благополучного возвращения нацлидера на трон. А там уже в сиянии своего аппаратного триумфа Владимир Владимирович спокойно с оттяжечкой, сохраняя все опции, и решит, что ему делать со своими личными узниками.
Или отпустит их после окончания суммарного срока. Сам же покарал, попытал от души, сам же и миловал. Как суровый, но справедливый отец.
Или повесит на них, как давно грозится, с десяток убийств неустановленных лиц в неустановленном месте. Dura lех, sed lex.
Национальный зомби
21 июня 2010 года
В условиях загнивающих авторитарных режимов людей охватывают тоска, отчаяние и отвращение. В яркой форме это — чувства «критически мыслящего меньшинства», но в той или иной степени и выражаясь в разных идеологических формах, они постепенно распространяются в очень широких слоях. Они прячутся за конформизмом и цинизмом и разъедают режим изнутри. Так было при позднем царском режиме. Так было при поздней советской власти. И схожие чувства стали формироваться при путинской «стабилизации».
Чувство безнадежности усиливается именно тогда, когда ненавистные режимы уже пережили свою акме и их жизненный цикл приближается к концу. Это как бы признак начала конца, чувство безысходности — признак того, что исход близок.
Нет, это не самоцитаты из «Высокой болезни». Это начало статьи «Плохой сценарий» Дмитрия Ефимовича Фурмана, одного из наших самых глубоких аналитиков. Я разделяю далеко не все положения статьи, но для меня важно здесь зафиксировать очень близкую мне и прекрасно сформулированную Д. Фурманом постановочную часть его анализа.
Третий раз за последнее столетие мы переживаем стадию гниения авторитарного режима, не столько осаждаемого оппозицией, сколько безнадёжно потерявшего драйв и охваченного тошнотой (la nausea) и отвращением к себе. Дважды падение такого режима приводило к обрушению российской государственности.
Как избежать подобного сценария в третий раз подряд — только так может быть сформулирована центральная проблема наших дней ответственным исследователем. Именно так её и ставит Дмитрий Фурман. Уверен, что его статья станет началом серьёзной дискуссии на эту тему.
Сам Дмитрий Ефимович, ссылаясь на наш печальный исторический опыт, видит основную опасность в демократическом нетерпении оппозиции, видимо несистемной.
Не могу с этим согласиться. И дело даже не в справедливости или несправедливости упрёка к оппозиции. Существеннее то, что сегодня её организационные и ресурсные возможности реально влиять на политическую динамику незначительны, намного слабее, чем у демократической оппозиции времён перестройки, не говоря уже о революционной оппозиции царскому режиму.
Но и февральская революция, и горбачёвская перестройка были задуманы и совершены вовсе не оппозицией, а правящим истеблишментом. Его нетерпение определяло динамику событий. В последнем случае — нетерпение партийно-гэбистской номенклатуры прорваться к манящим вершинам западных образцов комфорта и потребления. На пути к этой заветной цели она сбрасывала всё — опостылевшую идеологию, империю, государство. А демократическая интеллигенция с энтузиазмом отработала у неё на подтанцовке, а затем была объявлена демшизой и списана в архив, чтобы не путалась под ногами.
Тем более сегодня, эндшпиль обречённого путинизма будет разыгран, прежде всего, самим правящим классом. И от степени именно его ответственности зависит будущее страны. При самом благоприятном для неё сценарии оппозиция сможет лишь косвенно повлиять на идущие внутри его процессы.
Это тот же самый правящий класс позднего СССР, победивший в «демократической революции» конца 80-х — начала 90-х, разбавленный 2-м и 3-м эшелонами номенклатуры, бывшими бандитами, фарцовщиками, майорами мухосранских резидентур, младшими научными сотрудниками, письмоводителями питерской мэрии, украшающими сегодня официальные и теневые мировые списки Форбса.
К его порокам можно отнести всё, что угодно кроме нетерпения, тем более демократического. Напротив, это самый застывший в ступоре, самый застойный и самый неспособный к какой-либо позитивной эволюции класс в истории угасавших авторитарных режимов. Путинизм как карикатурный симулякр большего идеологического стиля имел слишком коротенький жизненный цикл, чтобы внутри него успело вырасти новое поколение, оспорившее бы ценности отцов.
На плаву всё те же победители ельцинской, а затем путинской волн приватизации, судорожно вцепившиеся в яхты, резиденции, «Patek Philippe» и прочие символы своей случайной и блудливой власти. У них уже был свой звёздный час. Жизнь удалась, и для них наступил конец истории.
Не могу понять, где мог уважаемый автор увидеть Путина, осознавшего «к концу правления бесперспективность дальнейшего подавления общества» или Медведева «искренне провозгласившего свой демократический идеал».
Какой «конец правления»? Почётный председатель кооператива «Озеро» может, как свободный мыслитель, осознавать всё, что угодно, но он никогда не решится добровольно завершить своё просвещённое правление. Никаким гарантиям и иммунитетам он не поверит, да и члены кооператива, единодушно требующие продолжения банкета, никуда его не отпустят. Что делает дискуссию об искренности медведевских «идеалов» уже совершенно неактуальной.
Половина срока это очень важная дата. Земную жизнь пройдя до половины, человек отвечает за своё лицо. А на третий год во власти политик отвечает за своё президентство. И за своё, извините за выражение, место в истории. Похоже, что для Медведева оно уже определилось. У путинской параши.
