Когда лодка причалила к суше, выражение лиц всех четверых
достойно было бы пера господина Каляки-Маляки, который так лихо рисует карикатурки,
помещаемые в газете «Нижегородский листок». Уж не ведаю, кто скрывается под сим
веселеньким псевдонимом, однако пером и карандашом он владеет мастерски, сюжеты
выбирает преуморительные. Уверена, что, глядючи на карикатуру, изображавшую
возвращение некоего товарища прокурора с его следственного опыта, весь город
животики надорвал бы, как любит говорить моя няня Павла.
Лодочник выглядел словно человек, воротившийся с того света,
хотя он-то подвергался лишь условному риску. Оба городовых были – хоть выжми
(один тонул, другой спасал, и то, и другое – дела мокрые!), лица имели синие и
громко клацали зубами, ибо местность наша далека от южных широт, а август нынче
не задался и теплом не балует. От этого непрерывного движения челюстей
вверх-вниз постороннему наблюдателю могло почудиться, что пред ним находятся
два антропофага, принадлежащие к варварскому племени синеликих, которые мечтают
пообедать оказавшимся поблизости бледнолицым. Роль сего бледнолицего с успехом
исполнял Смольников, который и прежде-то не сиял особенным румянцем, а после
случившегося и вовсе как-то полинял. При этом он чаще обыкновенного снимал и
надевал свой le chapeau а la Robespierre
[5]
и старался не смотреть в мою
сторону. Нет, мы все-таки обменялись взглядом, всего лишь одним, но успели при
этом сказать друг другу очень многое! Мой взор был негодующим, а Смольникова –
высокомерным.
«Сознаете ли вы, милостивый государь, – как бы
выкрикнула я, – что несколько минут назад вы не только подвергли
неоправданному риску человеческую жизнь, но и уничтожили ценнейшее вещественное
доказательство? А вдруг в этом сундуке еще сохранились какие-то следы, могущие
привести нас к разгадке преступления?»
«Успокойтесь, сударыня! – словно ответствовал
Смольников. – Городовой находился на службе, а его служба, как и военная,
сопряжена с постоянным риском. Что же касается утопления сундука, то едва ли в
нем могли сыскаться хоть какие-то следы после того, как он полсуток или более простоял
пусть и на отмели, однако беспрестанно захлестываемый волной! Поэтому поумерьте
огонь ваших глаз, а то я решу, что вы ко мне неравнодушны!»
Я торопливо потупилась. Товарищ прокурора, безусловно, прав:
и служба городовых предполагает ежеминутный риск, и доказательных следов в
ящике уже вряд ли возможно было сыскать, и я к нему очень даже неравнодушна.
Буду откровенна: в описываемые минуты я его просто-таки
ненавидела!
Нижний Новгород. Наши дни
Конечно, Алена не успела нажать кнопку сигнала, и маршрутка
проскочила остановку «Улица Адмирала Нахимова» на полном ходу.
– Погодите, остановите! – панически завопила Алена,
пробираясь из глубины изрядно набитого «пазика». – Остановите, пожалуйста!
Маршрутка неслась вперед.
– Ну, теперь уж на «Пролетарской» выйдете да
вернетесь, – миролюбиво сказала какая-то необъятная тетка, настолько
плотно перекрывшая собой проход, что протиснуться мимо было совершенно
невозможно. Именно из-за этих телес, сделавших бы честь чемпиону мира по борьбе
сумо, Алена и не успела добраться до двери вовремя. И она еще успокаивает ее,
зараза!
С невероятной силой рванувшись, Алена выдернула себя из
закупоренного теткой прохода и ринулась вперед, к водителю:
– Остановите, ну очень вас прошу!
Шофер на нее даже не оглянулся. Так и пилить бы ей до
«Пролетарской», а потом возвращаться, увиливая от машин и трамваев (отчего-то
переходов под мостом было не предусмотрено), и в конце концов безнадежно
опоздать на встречу со Светой, но, на счастье, светофор вспыхнул красным – и,
кажется, что-то дрогнуло в мозолистом водительском сердце. Дверца неожиданно
распахнулась, растерявшаяся Алена на миг замешкалась, но тут же вылетела из
маршрутки, словно пробка из бутылки, и по инерции понеслась вперед, негодующе
пыхтя.
С тех пор как Алена рассталась со своими пятнадцатью лишними
килограммами, а главное, оказалась вынуждена постоянно сдерживать свой здоровый
аппетит, она с презрением и даже где-то с ненавистью относилась к толстухам,
которые смирились со своими габаритами и умудряются извлекать из жизни максимум
удовольствия, треская жиры, белки и углеводы в неограниченных количествах, с
утра до вечера (и даже на ночь!). Шпикачки. Пельмени. Картофельное пюре и
котлеты с подливой. Булочки с маком в шоколадной глазури. Эклеры и корзиночки.
И обворожительные заварные пирожные с творогом, под детским и оттого еще более
вкусным названием «Юмбрики»…
Кошмар. Две секунды на языке, два часа в желудке и два года
на талии. Женщины не ведают, что творят!
Кто это сказал, что неведение – благо? Какой молодец, а!
Ведь так оно и есть.
Во всяком случае, своей высокомерной неприязни наша
писательница от толстух не скрывала и в качестве героини романа ни в коем
случае не избрала бы ни одну из них. Однако жизнь, которая, как известно, любит
во все вносить свои коррективы, сделала это в очередной раз. Света Львова,
докторша из «Скорой», бесценный и словоохотливый консультант, если и не
толстушка, то явно таскает на себе десятка полтора, а то и два лишних
килограммов. Алена втихомолку мечтает, что когда-нибудь приведет свою новую подружку
за ручку на шейпинг, но это потом, когда выкачает из нее всю нужную информацию
и вдоволь наездится с ней по вызовам. Ведь женщины – натуры еще более
непредсказуемые и неописуемые, чем мужчины, и при общении с ними дорога в ад
вымощена благими намерениями еще прочнее! В ад разрыва дружбы, в ад зависти,
переходящей порою в тайную или даже явную ненависть, в ад злобных сплетен,
откровенной вражды, устройства мелких и крупных пакостей – ну и прочих радостей
жизни, оценить которые способны только особи женского пола.
Сии особи, между прочим, тоже отличаются выдающимися
талантами в данной области, но об этом в обществе так же не принято говорить,
как о том способе, каким ты уклоняешься от налогов.
Подстанцию «Скорой помощи» Ленинского района, где работала
Света Львова, построили не просто там, куда Макар телят не гонял (весь
Ленинский район, если на то пошло, находится именно в этом местечке), но и
замаскировали в глубине дворов. Алене до сих пор было жутко вспоминать, как
искала ее неделю назад, когда шла сюда впервые.
Тогда уже смеркалось. Около гаражей гуляла пьяная компания,
возле облезлой панельной пятиэтажки кого-то били смертным боем, а из кустов
доносился кокетливый девичий визг и басистое сопенье:
– Ну Нинуль, ну давай, а то в штаны кончу!
Жизнь в Ленинском районе, короче, била ключом.
