– Подожди… – Теперь и дышать стало тяжело, но не потому, что Иван навалился на него всем своим немалым весом, а от попытки осознать. – Что ты сказал, повтори…
– Ваш джип час назад взорвался у железнодорожного переезда. Я как раз собирался выезжать на место… – Иван встал на ноги, точно немощному старику, помог подняться Лиховцеву. – Я подумал, что за рулем были вы.
По лбу заструились холодные капли пота. Андрей вытер лицо краем шарфа, нашарил в нагрудном кармане мобильный. За рулем был не он, за рулем был Гром…
Телефон Грома не отвечал, и в свете рассказанного Иваном это могло означать лишь одно…
– Что еще тебе известно? – Теперь было больно не только дышать, но и говорить.
– В полиции считают, что сработало взрывное устройство, очень мощное. От машины почти ничего не осталось, после взрыва начался пожар.
– А что стало с водителем?
– Погиб.
– Это абсолютно точно? Не мог он выйти из машины до взрыва?
– Никто не спасся. – Иван покачал головой. – Водитель сгорел. Номер машины пробили по компьютеру, позвонили мне.
– Почему тебе?
– Потому что один из тех оперов, что выехали на место, – мой кореш. Я же в прошлом тоже опер. – Иван посмотрел на Лиховцева вопросительно. – Андрей Сергеевич, я должен им позвонить.
– Подожди. – Даже сейчас, когда дыхание сбивалось, а коленки дрожали, Андрей соображал быстро, до циничного быстро и четко.
Мощное взрывное устройство. Водитель сгорел. Теперь Андрей для всех мертв. В том числе и для человека, организовавшего это убийство. Грома искать не станут. По крайней мере, первое время. У Грома не было семьи, он, Андрей, единственный являлся его семьей.
– Тело… водителя сильно обгорело? – он посмотрел на Ивана.
Тот молча кивнул.
– На установление личности понадобится время?
– Скорее всего.
– Много времени?
– Не знаю, все зависит от обстоятельств.
– Часы? Дни?
– Может быть, даже недели.
– Хорошо. – Андрей сдернул с шеи шарф, отшвырнул в сторону, сказал, глядя прямо Ивану в глаза: – Ваня, я умер. Понимаешь?
– Понимаю. – Иван не отвел взгляд. – Вы умерли.
– Ты мне поможешь? – Ему больше не на кого надеяться. Да и может ли мертвец надеяться?
– Что мне нужно делать? – спросил Иван.
– Вот ключи от моей квартиры. Сейчас заедешь ко мне, в кабинете за картиной с пейзажем найдешь сейф. Вот код. – Андрей оторвал кусок от лежащей на столе газеты, быстро написал ряд цифр, протянул Ивану. – В сейфе – наличные. Оставь тысячи полторы, а остальное забери. И все бумаги, которые там есть, тоже. Потом поезжай на место, осмотрись.
– Сделаю. – Иван кивнул, а потом сказал: – Уничтожьте свой мобильный, вы же умерли.
– Лучше бы это и в самом деле был я. – Андрей горько усмехнулся, а потом раздавил телефон каблуком.
* * *
Иван вернулся только под утро, уставший и продрогший до костей. За то время, что его не было, Лиховцев о чем только не думал. О Громе, который погиб по его вине. О Кате, которая сбежала ни с того ни с сего. О Семе, который исчез без предупреждения. О человеке, который так сильно ненавидел Андрея, что решился на убийство. О мотивах этого убийства.
Мотивы были, Андрей в этом не сомневался, требовалось лишь понять, какие именно. Вот только туго у него выходило с пониманием. Не сходилось, не получалось. А то, что сходилось и получалось, о том даже думать было тошно. И он не думал, запретил себе подозревать кого бы то ни было без веских доказательств, волевым усилием взял и запретил. И вместо того, чтобы искать черную кошку в черной комнате, думал о Кате, о том, что теперь, когда он официально мертв, она не сможет с ним связаться. Если вообще захочет связываться…
А у Грома больше никогда не будет собственной мастерской, и клубных девчонок ему больше никогда не очаровать, потому что самого Грома больше нет. По его, Андрея, вине нет! И теперь он использует смерть друга в собственных интересах, и придется как-то с этим жить. Не подлость ли это? Андрей не знал. Не мог разобраться даже в самом себе. Что уж говорить о других людях!
– Плохие новости. – Иван смахнул с непокрытой головы снежинки.
Хороших новостей Лиховцев уже не ждал, но все равно в груди что-то сжалось, а потом ощетинилось шипами.
– Я только что из больницы, у вашего деда там, на переезде, прихватило сердце.
– Насколько все серьезно?
– Не знаю. Он приехал вместе с Силантьевым, держался молодцом, с врачами разговаривал, с ребятами из опергруппы, на вопросы отвечал. Я еще подумал, что он кремень, а он к машине своей подошел, за грудь схватился и упал.
– Что врачи говорят?
– Говорят, состояние стабильно тяжелое.
– А прогноз какой?
– Не дают они никаких прогнозов. Говорят, рано еще.
Андрей потер шрам, вслед за Иваном прошел на кухню, тяжело опустился на табурет… Их вечная конфронтация с дедом, их взаимная неприязнь позволяли надеяться, что известие о смерти внука не станет для Старика слишком сильным ударом. Выходит, он ошибался? Выходит, он совсем не знал своего деда?
– Большой босс у нас мужик крепкий, он поправится. Вот увидите. – Иван поставил на огонь чайник, посмотрел искоса: – Андрей Сергеевич, есть еще новости. Там, – махнул он рукой куда-то в сторону окна, – все абсолютно уверены, что за рулем были именно вы.
– Почему? Ты же говорил, что Гром… что водитель сгорел.
Иван потер красные от усталости и бессонницы глаза.
– На насыпи нашли фрагмент руки… На ней татуировка…
– Нет. – Андрей замотал головой. – Не должно быть татуировки! У парня, который погиб вместо меня, на теле не было татуировок.
– Но она была. И Силантьев сказал, что это ваша. – Иван задумался, подбирая верное слово: – Что это ваша химера.
– Сам ты ее видел? – Андрей дернул ворот рубашки с такой силой, что на пол посыпались пуговицы, повернулся плечом к Ивану. – Она похожа на эту?
Иван долго и внимательно рассматривал химеру, а потом наконец сказал:
– Один в один.
Значит, Гром все-таки решился: поборол свой страх и сделал татуировку. Причем точно такую же, как у друга. Гром во всем стремился ему подражать, даже в таких вот мелочах…
– Этот человек, который погиб… – Иван замялся.
– Он был моим другом.
– Простите.
– Не надо извиняться, и давай на «ты».
– Это нарушение субординации.
– О какой субординации речь?! Я же умер.
– Хорошо. – Иван вышел из кухни и тут же вернулся с пластиковым пакетом. – Чуть не забыл, это из сейфа.
