– Получается?
– Не всегда. У меня проблемы с прощением.
– Тогда зачем?
– Из-за денег.
– Со мной ты тоже из-за денег. – Он не спрашивал, он констатировал очевидное. А Катерина отвела взгляд, и уголок ее рта дернулся, словно Андрей ее ударил.
– Ты лучше, чем хочешь казаться.
Она говорила и пересыпала песок с ладони на ладонь, словно взвешивала его душу на невидимых весах. Как в то утро, когда он сделал ей непристойное предложение. Что она знает? Что она понимает?..
– Я хуже… Многим хуже.
Поцелуй получился солено-горьким, с колкими песчинками, поскрипывающими на зубах, с оборвавшимся на вдохе дыханием. Не поцелуй – а доказательство его слов. Он плохой, не нужно с ним связываться. И жалеть тоже не нужно. Пусть лучше себя пожалеет. Она думает, что вытянула козырную карту, но на самом деле ей не повезло, она продалась не тому мужчине.
И Катя все правильно поняла. Оттолкнула, тылом ладони стерла его горький поцелуй и бегом бросилась в море. А он остался на берегу, дожидаясь, когда она смирится и вернется.
Не смирилась и не вернулась. Мог бы и раньше догадаться…
Море показалось Андрею слишком теплым, едва ли не теплее воздуха. Оно ласково шумело в стремительно сгущающихся сумерках, прятало от него Катю. Если бы он знал, что она плавает так хорошо, если бы подумал о том, как опасно море в темноте, то не задержался бы на берегу ни секунды. А она – дура такая! – не плескалась обиженно у бережка в ожидании извинений, она уплывала от берега все дальше и дальше, пока не исчезла в укрывшей все темноте. И Андрей испугался. Не за себя – за нее.
– Эй! – Он не узнал собственный голос. – Хватит! Возвращайся! Ты меня слышишь?
Ответом ему стал тихий всплеск, и Андрей поплыл на этот звук, молясь всем богам, чтобы она перестала дурить и вернулась.
Катя качалась на волнах, запрокинув лицо к зарождающимся в черном небе звездам. Андрей почти ничего не видел, слышал лишь ее тяжелое, сбившееся дыхание.
– Наплавалась? – Злиться нельзя, нужно экономить силы.
– Зря ты поплыл следом, мы далеко от берега.
Берег. Не потеряться бы в этой тьме.
– Давай обратно! – Андрей подплыл вплотную. – Пока еще хоть что-то видно. У тебя хватит сил?
– Хватит… наверное. Руки болят и бок… Я не рассчитала.
Руки болят из-за массажа, который она делала Семе, а бок болит из-за него… Стало тошно и стыдно до головокружения. Хорошо, что она не видит его лица.
– Я тебе помогу. – Он коснулся ее плеча. – Не бойся.
– Я не боюсь. Я мастер спорта по плаванию. Синхронному плаванию.
– Ну, тогда поплыли синхронно. – Андрею хотелось сказать что-то ободряющее, но подходящие слова никак не находились, и он произнес: – Кать, ты только не дури. Если станет совсем уж тяжело, скажи.
– Спасибо. – На мгновение она прижалась щекой к его плечу. Или это была только набежавшая волна?
Обратный путь казался бесконечным. Андрей держался чуть позади, страховал. Он мог лишь догадываться, сколько там осталось до берега, но чувствовал – Катя уже на пределе.
Она держалась до последнего. Андрей проникся к ней уважением. Он бы даже наградил ее медалью «За волю к победе». Она выдохлась лишь на финишной прямой, почти у самого берега. Андрей уже чувствовал кончиками пальцев дно, когда Катерина с головой ушла под воду. Выловил, вытащил…
Вот он, сюжет, достойный Голливуда: смертельно уставший, но продолжающий бороться со стихией герой выносит спасенную красавицу из пучины морской. А то, что у героя шумит в голове и отваливаются руки под небольшим, в сущности, весом красавицы, должно остаться за кадром…
…Они лежали на берегу, уставшие и дрожащие. Море наигралось с ними, глупыми человечками, и отпустило. Оно вымыло все лишнее: груз ответственности, сомнения, разочарования, несбывшиеся надежды, страх и боль. Оно вылизало их шершавым языком как беспомощных щенков. Не в его власти сделать их счастливыми, но оно попыталось сделать их свободными.
– Ты как? – спросил Андрей шепотом.
– Я хорошо, а ты?
– Я тоже хорошо. Тебе холодно?
– Да, а тебе?
Он думал, что у него больше не осталось сил, но он ошибался. У него достаточно сил, чтобы согреться самому и согреть эту… согреть свою женщину. Если она захочет…
* * *
В дверь стучали требовательно и нагло. Лиховцев еще спал, но по недовольному ворчанию было ясно, что он вот-вот проснется. Катя сползла с кровати, потянулась за халатом.
– Далеко собралась? – У него был ясный, совсем не сонный взгляд.
– Стучат. – Она смутилась под этим взглядом и поспешно запахнула полы халата. То, что случилось прошлой ночью, еще не дает ему права так на нее смотреть. И вообще, ей лучше где-нибудь спрятаться, чтобы не было кривотолков. – Это, наверное, к тебе, а я пока умоюсь.
– Стой! – Он перекатился через кровать, совершенно не стесняясь своей наготы, и поймал Катю за подол халата. – Мне кажется, ты достаточно накупалась минувшей ночью. Останься.
– Но тогда все поймут, что мы…
– Все поймут, что мы с тобой спим? Дорогая, для всех мы с тобой – муж и жена. Семейным людям свойственно спать в одной постели. – Было в его голосе что-то оскорбительное, одним махом перечеркивающее события минувшей ночи, расставляющее все по своим местам. Катя молча кивнула.
– Тогда открой, пожалуйста, дверь, а я пока оденусь. – Лиховцев больше не смотрел на нее, он был увлечен поисками своих штанов.
На пороге стоял Сема с огромным букетом цветов. Даже на собственной свадьбе Катя не видела такой роскоши.
– Доброе утро, Катя. – Сема был бодр, весел и на первый взгляд совершенно здоров. – Я вот решил выразить тебе свою признательность. – Он протянул ей букет. – Спасибо, что спасла мою жизнь.
– Всегда пожалуйста. – Катя забрала цветы, отступила в сторону, пропуская Сему в номер.
– А разве ты не должен находиться в больнице? – Лиховцев смотрел на друга со смесью облегчения и тревоги.
– Сбежал! – радостно сообщил Сема. – Что я, калека, чтобы на больничной койке валяться! Сбежал и сразу к вам – благодарить. – Он смущенно улыбнулся, а потом добавил: – На завтрак опоздал, у вас перекусить ничего не найдется? Кормят в больнице хреново.
У них нашлось кофе, батон, сыр и колбаса. Вернее, у Лиховцева нашлось, содержимое его холодильника Катя своим не считала, однако кофе сварила и бутерброды сделала, а потом улизнула-таки в душ. А когда вышла из душа, оказалась невольной свидетельницей чужого разговора. Нет, она не хотела подслушивать, но коль уж им с Лиховцевым выпало жить вместе, следует держать ухо востро.
– …Я чуть тебя не убил. – Голос Лиховцева звучал глухо и, Катя была готова в этом поклясться, виновато.
