Андрюха провел в колонии уже два года. За это время он успел повзрослеть и состариться. Он даже привык к жизни за колючей проволокой и научился устраиваться с максимально возможным комфортом. Он был достаточно сильным и достаточно злым, чтобы отвоевать себе право на место под солнцем. Пусть даже это было неласковое тюремное солнце. Многие его ненавидели, некоторые боялись. Он никого не боялся и не утруждал себя ненавистью. Он ни с кем не сближался и всегда держался особняком. Никто не видел, чтобы он улыбался. Андрей Лиховцев «мотал срок» и считал годы, месяцы и дни, оставшиеся до освобождения, до встречи с Ленкой.
Он писал ей письма. Сначала каждый день, потом каждую неделю, потом каждый месяц. Не получал ответов, но с маниакальным упорством продолжал писать. Ленка, воспоминания о ней, письма к ней – это единственное, что у него осталось. Мать умерла вскоре после того, как Андрюха попал на зону, не выдержала побоев очередного сожителя. Андрей горевал, даже плакал глухой ночью, с головой накрывшись одеялом. Теперь у него осталась только Ленка. Она должна его понять. Она должна его простить. Она же его любит…
…Семен Виноградов был единственным человеком на зоне, с которым Андрюха разговаривал. Сема пал жертвой собственной доверчивости и чужого злого умысла. Его использовали вслепую, как тягловую силу. Сосед, оборотистый и не единожды судимый за воровство, однажды попросил Сему, который уже в юные годы отличался силой и габаритами, помочь перенести кое-какие вещи. Сосед был мировой мужик, он не однажды чинил постоянно ломающийся Семин мопед и давал деньги в долг Семиной мамке. Как же не помочь такому хорошему человеку! Он и помогал: перетаскивал в соседский гараж мотоциклы, телевизоры, видики и многое другое. Через три месяца соседа арестовали, а вместе с ним и Сему…
Его соседом по нарам оказался мрачный парень со шрамом в пол-лица, не удосужившийся даже кивнуть на робкое Семино «здрасьте». Сема не обиделся. К грубости он привык. И к обидным прозвищам типа Жиртрест тоже. А чего обижаться, если при росте в сто девяносто четыре сантиметра он весил без малого сто пятьдесят кило? Он страдал из-за лишнего веса с раннего детства. Страдал и всячески с ним боролся: сидел на диете, бегал по утрам. Ничего не помогало. Возможно, из-за недостаточной силы воли, возможно, из-за неправильного обмена веществ. Что-то он такое слышал про веществ…
Зона встретила Сему неласково – издевками и пинками. Ничего другого он и не ожидал. Пацаны на зоне не могли быть лучше пацанов, оставшихся на воле. Вот только на воле можно убежать, спрятаться от своих обидчиков, а в колонии прятаться было негде…
Целый месяц Сема безропотно сносил издевательства, робко улыбался в ответ на злые шутки и тем самым еще больше бесил своих мучителей. Днем он еще как-то держался, а ночью, когда все засыпали, ревел в подушку. Сосед по нарам в травле не участвовал, лишь с молчаливым неодобрением наблюдал за Семиными страданиями. И на том спасибо. В отряде шептались, что Лихой лют и страшен в гневе, что может убить просто за косой взгляд. Поэтому Сема старался не встречаться с соседом даже взглядом. Береженого бог бережет. И когда однажды ночью, когда он самозабвенно жалел себя и размазывал по лицу слезы, скрипнули пружины соседской кровати и послышались приближающиеся шаги, Сема едва не умер от страха.
– Долго еще ты собираешься сырость разводить? – послышался над самым ухом раздраженный шепот. – Эй ты, я тебя спрашиваю! – Одеяло слетело на пол, Сема прикрыл голову руками, приготовился…
– Вот дурак… Подвинься. – Скрипнули пружины. На сей раз его койки. Лихой присел рядом. – Давай поговорим.
Разговор получился недолгим. Говорил в основном Лихой, а Сема лишь согласно кивал в ответ. Сосед вернулся на свое место, а он, растерянный и озадаченный, пролежал с открытыми глазами до самого рассвета.
Утром для Семы началась совсем другая жизнь. Он даже представить не мог, что с ним, жирным и безвольным Семой Виноградовым, может такое случиться. Лихой одним лишь многозначительным взглядом да короткой фразой дал всем понять, что Сема теперь под его защитой, и любой, кто обидит его друга – друга! – наживет большие неприятности.
Связываться с Лихим не хотели и от Семы отстали. Но это было лишь начало. Лихой взялся за Сему всерьез. Разговоры по ночам, изматывающие занятия в тюремной качалке вечерами. Сема пахал, истекал потом, изнемогал от бессонницы и усталости, но чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Впервые у него появился настоящий друг, пусть жесткий, немногословный, иногда нетерпимый, но зато настоящий. Самого себя Лихой тоже не щадил. Сема не переставал удивляться, откуда у него это упорство и стремление стать лучше. Лихой и так казался ему совершенством.
– Зачем тебе это? – спрашивал Сема.
– Что – это? – хмурился Лихой. – У меня ничего нет. Это, – показывал он на свои тренированные мышцы, – ничто. Важно, что у тебя вот тут, в голове. Понимаешь?
Сема не понимал, но согласно кивал в ответ. И постепенно, незаметно для самого себя превратился в другого человека, избавился от жира и приобрел определенный рельеф. А потом как-то вдруг понял, что вместе с телом изменилась и его суть. Теперь он смотрел на мир совсем другими глазами. Теперь никто не смел его оскорблять. И не потому, что Лихой запретил, а потому, что Сема мог постоять за себя. Наверное, теперь он сам смог бы защитить Лихого от любой напасти. Ну, или от большинства напастей, тех, которые можно решить с помощью силы. Вот только Андрюха говорил, что решить силой можно далеко не все. Над этим Семе еще предстояло подумать…
…Не сказать, что три года, проведенные в колонии, пролетели как один миг, но все-таки они прошли. Андрюху никто не навещал, и он почти свыкся с мыслью, что там, на воле, никому нет до него дела. Поэтому, услышав, что к нему пришли, сначала удивился, а потом, враз покрывшись холодным потом от нежданной надежды, вдруг подумал, что это Ленка…
Это была не Ленка. В комнате для свиданий его ждали двое мужчин. Первый, невзрачный мужичок в очках и мышиного цвета костюме, сидя за столом, изучал какие-то бумаги. На застывшего на пороге Андрюху он посмотрел поверх стекол очков, указал на стоящий напротив стул:
– Присаживайтесь, молодой человек. Меня зовут Игорь Всеволодович Белявский. Я ваш адвокат.
Разговаривать про адвокатов на зоне любили. Рассказы об адвокатах были больше похожи на легенды, чем на правду. Андрюха не верил. И подходить к столу тоже не спешил. Он смотрел на мужчину у дальней стены, за спиной у адвоката. Высокий, худой, с волосами совершенно седыми, но все еще густыми. Он разглядывал Андрюху, но не спешил представляться.
– В вашем деле вскрылись новые обстоятельства, – сказал адвокат и раскрыл кожаную папку. – Сергей Алексеевич попросил меня поспособствовать пересмотрению дела и вашему досрочному освобождению.
До Андрюхи наконец стал доходить смысл сказанного, и в ногах вдруг появилась предательская слабость, такая, что пришлось все-таки присесть.
– Кто такой Сергей Алексеевич? – спросил он. Нужно было спросить о другом, об обстоятельствах, которые вскрылись, и о перспективах, которые готовы были открыться, но этот вопрос казался ему намного более важным.
