– Леш, ты видишь? Что ты видишь? Смотри внимательней.
– Вижу, – сказал Алешка. – Ведро без донышка вижу. Покрышку дырявую. А ты?
– А я, Леш, вижу тропочку.
– Чего?
– Вот посмотри – она как бы вьется среди камней. Петляет. Видишь?
Алешка послушно и внимательно вгляделся. И в самом деле ему показалось, что в темноту здания ведет будто чуть расчищенная дорожка.
– Я так и знал, – нахально сказал он. – По этой тропке всякая нечисть по ночам шляется.
Странно высказался: то ли Эльку хотел немного напугать, то ли себя приободрить. Так или иначе, он достал спичечный коробок и зажег свечу в фонаре. Здесь, где было относительно светло, этот желтый и робкий язычок не добавил им ни бодрости, ни света.
– Эль, – сказал Алешка, – ты оставайся здесь, ладно? Я пойду один. А если долго меня не будет, ты иди за помощью. Пусть меня найдут.
– Нет уж! – отрезала Эля. – Пусть уж нас двоих найдут. Если нас долго не будет.
Спотыкаясь, держась за руки, они пошли в глубь здания. Фонарик светил все ярче. Значит, вокруг становилось все темнее. И самое интересное – они действительно шли будто проложенной и протоптанной тропкой. Будто кто-то специально расчистил среди камней и мусора узкую дорожку. Но вот куда она вела, эта дорожка?
Алешка мне потом рассказывал, что он ни за что не пошел бы этой таинственной тропой, если бы рядом с ним не было Эли. Рядом с ней ему хотелось быть смелым и отважным…
Но вот дорожка кончилась. Перед ними была сырая каменная стена. В трещинах, покрытая влажным мхом.
– Ну и хорошо, – сказала Эля с облегчением. – Пошли обратно.
Алешка встал на какую-то железяку, вроде большой крышки от большой бочки, поднял повыше фонарь, поводил им вдоль стены. Ни дверей, ни окон. Ни щелочки.
– Леш, – шепнула Эля, – знаешь что…
– Знаю, знаю, – отмахнулся он. – Автопортреты пойдем писать, да?
– Нет. – Эля зашептала еще жарче. – Вынь свечу из фонаря.
– На фига?
– Ты не романтик, Леша. Ты читал когда-нибудь, что язычок свечи колеблется от сквозняка?
Алешка повернулся к Эле и с удивлением ее оглядел. Даже осветил фонарем сверху донизу. И сказал с уважением:
– Какая ты умная! – И тут же поправился: – Я пошутил.
Да, Ватсоны тоже могут пригодиться.
Алешка откинул нагретую дверцу фонаря, выковырял из него свечу и стал снова водить ею вдоль стены. Язычок немного подрагивал, но ничего существенного не показал.
– Повыше, – сказала Эля. – Теперь пониже. Ни фига! – освоила русские выражения.
Чем ниже Алешка опускал свечу, тем сильнее клонилось ее пламя.
В самом низу язычок затрепетал и погас. Алешка опустил руку к самому полу.
– Дует! – сказал он. – Где-то здесь дыра. – Он почиркал спичкой и снова зажег свечу. И отдал ее Эле: – Держи. А я буду искать. Эту дыру.
– Ты на ней стоишь, – сказала Эля.
Алешка даже вздрогнул. Это не слабо – на дыре стоять.
Он шагнул в сторону, взял у Эли кухонный меч и поддел край круглой железяки.
Вот так вот! Она довольно легко сдвинулась с места, и из черного провала дохнул на них холодный влажный воздух.
И тут до Алешки дошло! Это, наверное, и есть вход в подземный водяной канал для снабжения замка водой на случай осады. Когда-то вход в него загромоздили и засыпали, а когда-то кто-то его расковырял. Чтобы тайно проникать в замок. В этом Алешка уже не сомневался.
А вот что делать дальше – тут были большие сомнения. Да что говорить – просто было страшно. Спускаться в древнее подземелье, где неизвестно, что тебя ждет, и неизвестно, куда оно тебя приведет.
Алешка испытал большой соблазн задвинуть эту круглую железяку на место да еще навалить на нее камней потяжелее. Он взял у Эли свечу и вставил ее в фонарь. А вот Эля поняла его по-своему.
– Ты что, Леш, полезешь туда? – с ужасом и восторгом прошептала она. – Ну ты крутой!
Что оставалось делать Алешке? Правильно: только одно – сдвинуть побольше крышку и спуститься в подземелье.
– Держи, – сказал он, передавая Эле фонарь. И сел на дырку, свесив ноги.
Это было легко. А вот сделать следующее движение… Так и казалось, что в этой холодной и черной глубине кто-то ужасный только и ждет, чтобы покрепче и позубастее ухватить за ноги и утащить еще глубже. В неведомые глубины.
– Застрял? – спросила Эля. Она верила в него.
Алешка поднял к ней голову и сказал честно:
– Боюсь.
– Ты?! – изумилась Эля.
– Ага. Вдруг там кто-нибудь за ногу схватит.
– Пусть только попробует. Я ему мечом по башке!
– Ты только не промахнись, – Алешке стало на миг весело. – По моей башке не ахни. Я пошел!
Алешка повис на руках, нащупал пол, отпустил руки.
– Давай фонарь, – шепнул он Эле.
Почему-то здесь они все время говорили шепотом.
Алешка помог Эле спуститься, и они огляделись. Собственно, тут особо и нечего было оглядываться: только в одну сторону, куда бесконечно уходил сводчатый тоннель, выложенный серым, скользким от влаги камнем.
Было очень тихо. Только шлепались ритмично тяжелые, звучные в тишине капли.
– Клево, – тихо сказала Эля. – Романтично, да? Пошли?
– Ага. Там еще романтичнее будет.
И они пошли, пугаясь звука собственных шагов, посвечивая тусклым фонариком, который больше светил им в глаза, чем вперед.
– Тут недалеко, – сказал Алешка, чтобы не волновалась Эля. – Миль десять всего. Дойдем?
– Запросто.
Тусклый свет. Тени на мокрых древних камнях.
– Здесь здорово, – сказала Эля. – Здесь крыс нет. – И вдруг процитировала: – «Пляшут тени на стене – ничего не страшно мне». Мой любимый писатель, – сказала она. – Мамуля мне в детстве читала про «Золотой ключик». А потом я читала «Детство Никиты». Помнишь, как они нашли волшебное колечко?
– А мы с тобой найдем волшебную дверцу.
– С бараньей похлебкой. А вон она. – Эля всмотрелась в темную даль.
– Похлебка?
– Дверца.
Это была не совсем дверца, а невысокий сводчатый проем. А за ним сразу начинались ступени.
– Ну вот, – с облегчением выдохнула Эля. – А ты говорил, десять миль. Всего-то оказалось девять с половиной.
Нижние ступени были влажные и расшатанные. Они тревожно постукивали под ногами. Но чем выше – тем они становились суше и крепче. Это была узкая винтовая лестница.
