– Где он?
– В настоящее время живет и работает в Париже, выступает…
– Он там и находится сейчас? – требовательно спросил я.
– Да. Ты бы знал, каких усилий мне стоило…
Я развернулся над туннелем под улицей Галушкина. Для драматизма стоило бы развернуться через двойную сплошную, но вот незадача – ближе был нормальный разворот. Можно было попробовать доехать через МКАД, но там сейчас стояла глухая пробка – занесло грузовик, и он перегородил три полосы…
– Паша, всю информацию, как его найти, – мне на мейл. Билет на ближайший рейс в Париж. Когда он будет?
– Я уже посмотрел, через час двадцать. Из Шарика.
– Бери билет. Рейс не должен улететь без меня.
– Только бизнес, – сказал Паша. – Тебе Гесер подпишет расходы? А за командировочными заедешь?
Я засмеялся.
– Паша, бери мне билет. Мои паспортные данные есть в базе.
– Вот бы меня кто так командировал, – буркнул Павел. – Билет я взял. Вообще-то я его взял, прежде чем позвонить.
– Спасибо, – сказал я. – Я тебе магнитик привезу.
– Бутылку коньяка, – ответил Паша.
Париж не так уж и далек от Москвы, хоть самолету и приходится делать крюк, облетая многострадальную украинскую землю. Я искренне надеялся, что занятый своими делами в Праге Гесер узнает о моем вояже, когда я уже буду во Франции. А может быть, и по возвращении.
В отличие от забитого (Павел не соврал) салона экономического класса бизнес был полупустым. Кресло рядом со мной было пустым, да и в соседнем ряду было занято лишь крайнее, у иллюминатора, где сел толстый солидный мужчина, еще до взлета натянувший на глаза маску для сна и задремавший. Я в отличие от него выпил приветственное шампанское, я пообедал (или поужинал – это уж как кто привык). Я попросил себе бокал коньяка и подумал о том, не подремать ли часик-другой.
Мысль была соблазнительной. Остаток дня никакого покоя не ожидалось, так что…
Я повернул голову. В соседнем кресле сидел Гесер и мрачно смотрел на меня.
– Шеф, – сказал я. И осторожно ткнул в Гесера пальцем.
К моему удивлению, рука не прошла насквозь. Палец уперся в полосатый кардиган, в котором последнюю неделю щеголял Гесер. Кардиган был моднючий, из какой-то особо тонкой шерсти, с вытянутыми деревянными пуговицами, подарила его шефу Ольга – в общем, вещь достаточно узнаваемая.
– Напился, что ли? – спросил Гесер.
– Шеф, это нечестно, – возмутился я. – Гаишник такое заявлял, но вы-то…
– Да у тебя рожа такая, будто ты только что пил, – буркнул Гесер, и я твердо решил, что, если все обойдется, пойду к косметологу. Что ж у меня такое с лицом?
– Вот. – Я протянул ему бокал. – Все, что собирался употребить.
Гесер понюхал коньяк, нажал на кнопку вызова стюардессы. Та возникла рядом немедленно – и тут же растерянно заметалась взглядом по сторонам.
– Это бизнес-класс, пройдите на свое место… – жалобно попросила она.
– Вы же умная женщина с хорошей памятью, Раиса Алексеевна, – сказал Гесер. – Вы помните всех прошедших мимо пассажиров и знаете, что меня на самолете в момент взлета не было.
Стюардесса растерянно улыбнулась.
– Это ровно такой же случай, как девчонки рассказывали в училище, – продолжал Гесер спокойно. – Пассажир из ниоткуда. Не надо бояться, это действительно хорошая примета, рейс пройдет без происшествий. Меня здесь не будет через четверть часа. Принесите мне бокал коньяка и пятнадцать минут посидите в своем закутке.
Стюардесса кивнула, метнулась вперед, звякнуло стекло, потом она возникла снова – с полным бокалом коньяка.
– Все будет хорошо, – буркнул Гесер. – И у Дарьи Леонидовны доброкачественная опухоль, не волнуйтесь за нее. Все, идите.
– Гесер, к чему это позерство? – спросил я, когда стюардесса Раиса Алексеевна исчезла. – Тебе проще было внушить ей, что ты пассажир. А ты читал ее память, проверил судьбу… Кого?
– Тетка. Но она ее воспитала, почти как мать.
– Так зачем?
– А зачем глава московских ведьм работает воспиталкой в детском саду? – спросил Гесер. – Елозит шваброй по грязному полу и вытирает детям грязные попы? К чему Хена помимо Инквизиции работает волонтером?
– В организации по защите животных? – не удержался я.
– В госпитале для неизлечимо больных психически. Антон, все мы, и Светлые, и Темные, в той или иной мере нуждаемся в показухе. Мы все отрицаем свою человеческую сущность, но при этом возимся с людьми, помогаем им… Или вредим им… И красуемся перед ними.
– Даже вы, Борис Игнатьевич.
– Даже я, Антон.
Мы помолчали, глядя друг на друга. Молча свели бокалы. Выпили по глотку коньяка. Басовито гудели моторы, Гесер поморщился, повел рукой – и звук ушел куда-то, оставшись на грани слышимости.
– Я уже старенький, глуховатый, шума не люблю, – пояснил Гесер.
– Трах-тибидох… – сказал я.
– Это ты к чему? – нахмурился Гесер.
– Да так… Посмотрите как-нибудь фильм «Старик Хоттабыч».
Гесер ничего не ответил. Вопросительно смотрел на меня.
– Зачем вы сюда? – спросил я. – Наверное, трудно так, прямо в летящий самолет…
– Не то слово, – сказал Гесер. – Но он пролетал над Прагой, был в поле зрения, это сильно облегчило работу.
– Шеф, я завтра планирую вернуться.
– Понимаю. Почему ты мне не доложился?
Я пожал плечами.
– Принимающий обличья. Зеркало. – Гесер кивнул. – Да, это вариант. Мы разрабатываем его с самого утра. Наряду с оборотнями это основная рабочая версия. Но раз оборотни отпали, то мы сосредоточились на Зеркале.
– И не сказали мне? – поразился я.
– А зачем? – удивился Гесер. – Антон, ты не герой-одиночка. Ты работаешь в команде. И то, что твои жена и дочь, да и ты сам замешаны в происходящем, ничего не меняет. Ты часть команды! Понимаешь? И ты не должен срываться посреди рабочего дня и уноситься в Париж, по делу, срочно!
– Гесер, там Егор.
Гесер вздохнул.
– Я знаю, Антон.
– Это мальчишка, которого ты… Мы использовали. Подставили.
– Антон, он один из нас. Слабоуровневый Иной, потенциально – Светлый. И, потенциально, Зеркало. В той ситуации, которая, напомню, привела к твоему браку со Светланой и рождению Надежды, нам нужно было использовать кого-то.
– Взяли бы взрослого.
– Нужен был неинициированный Иной с потенциалом зеркального мага. Они нечасто встречаются.
– Гесер, это аморально!
– Аморально, когда идет война и по городам работает артиллерия и бомбардировщики! – рявкнул Гесер. – Аморально, когда люди называют людей недочеловеками и загоняют в концентрационный лагерь. Привлечь для полицейской операции несовершеннолетнего, с которым, заметь, ничего не случилось, – вполне допустимо.
