Я пожал плечами. Все это ужасно напоминало имитацию поисков. В глубине души Эдгар сдался.
– Когда час «Х»? – спросил я.
– Завтра к вечеру, – ответил Эдгар. – Когда будем проходить безлюдные районы вблизи Семипалатинска. Все равно там бомбы взрывали… одним тактическим зарядом больше – невелика беда.
– Удачной охоты, – сказал я и вышел из купе.
Все это профанация. Все это – лишь строчки в отчете, который уже готовится писать Эдгар. «Несмотря на предпринятые усилия локализовать преступника и обнаружить «Фуаран»…»
Мне иногда приходила в голову мысль, что Инквизиция – это реальная альтернатива Дозоров. Ведь чем мы занимаемся? Разделяем людей и Иных. Следим за тем, чтобы действия Иных максимально не затрагивали людей. Да, это практически невозможно, часть Иных – паразиты по своей природе. Да, противоречия между Светлыми и Темными таковы, что столкновения неизбежны.
Но есть еще Инквизиция, она стоит над Дозорами, она тоже хранит равновесие, она – третья сила и разделяющая структура более высокого порядка, она исправляет ошибки Дозоров…
Все оказалось не так.
Нет никакой третьей силы. Нет и не было никогда.
Инквизиция – это инструмент разделения Темных и Светлых. Только и всего. Она следит за соблюдением Договора, но вовсе не в интересах людей, лишь в интересах Иных. Инквизиция – те Иные, кто знает: мы все паразиты, ничем Светлый маг не лучше вампира.
И пойти работать в Инквизицию – это значит смириться. Это значит – окончательно повзрослеть, сменить наивный юношеский максимализм на здоровый взрослый цинизм. Признать – есть люди, есть Иные, и ничего общего между ними нет.
Я готов это признать?
Да, наверное.
Но вот перейти в Инквизицию почему-то не хочу.
Лучше уж тянуть лямку в Ночном Дозоре. Заниматься никому не нужной работой по защите никому не нужных людей.
Кстати, почему бы мне не проверить единственного подозреваемого? Пока еще есть время.
Лас уже не спал. Сидел в своем купе, мрачно разглядывая унылые виды за окном. Столик был приподнят, в раковине, под тонкой струйкой воды, охлаждалась бутылка кумыса.
– Нет холодильника, – грустно сказал он. – Даже в самом хорошем вагоне – холодильник в купе не предусмотрен. Хочешь кумыса?
– Я уже.
– Тогда?
– Ну, чуть-чуть… – согласился я.
Коньяка Лас и впрямь налил по капле, только губы смочить. Мы выпили, и Лас задумчиво произнес:
– И что на меня вчера нашло, а? Ну скажи, с какой это стати разумный человек поедет отдыхать в Казахстан? Ну – в Испанию. Ну – в Турцию. Ну – в Пекин, на фестиваль поцелуев, если уж хочется экстремального туризма. А в Казахстане что делать?
Я пожал плечами.
– Это была странная флюктуация сознания, – сказал Лас. – Я тут подумал…
– И решил слезть, – предположил я.
– Верно. И снова залезть. На встречный поезд.
– Здравое решение, – сказал я искренне. Во-первых – мы избавлялись от одного подозреваемого. Во-вторых – спасется хороший человек.
– Через пару часов – Саратов, – вслух рассуждал Лас. – Там и выйду. Сейчас деловому партнеру позвоню, попрошу встретить. Хороший город – Саратов.
– И чем же он так хорош? – заинтересовался я.
– Ну… – Лас вновь наполнил рюмочки, теперь чуть щедрее. – На территории Саратова испокон веков жили люди. Этим он выгодно отличается от районов Крайнего Севера и приравненных к ним. В царские времена там была губерния, но отсталая, недаром Чацкий говорил «в глушь, в Саратов!». Ныне же это – промышленный и культурный центр региона, крупный железнодорожный узел.
– Ну-ну, – осторожно сказал я. Непонятно было, всерьез он говорит или просто несет пургу, в которой слово «Саратов» легко заменить на «Кострома», «Ростов» или любой другой город.
– Самое ценное – крупный железнодорожный узел, – пояснил Лас. – Перекушу в каком-нибудь «Макдоналдсе» – и в обратный путь. Еще там есть старинный собор, непременно его осмотрю. Не зря же я ехал?
Да, все-таки наш неведомый противник переосторожничал. Внушение было слишком слабым и развеялось за сутки.
– Слушай, а с чего ты все-таки сорвался в Казахстан? – осторожно спросил я.
– Говорю же – просто так, – вздохнул Лас.
– Совсем-совсем просто так?
– Ну… сижу, никого не трогаю, струны на гитаре меняю. Вдруг звонок. Номером ошиблись, искали какого-то казаха… даже имени не запомнил. Я трубку положил, стал размышлять, сколько в Москве живет казахов. А у меня как раз на гитаре две струны было, как на домбре, я их подтянул и стал тренькать. Смешно так вышло. Мелодия какая-то получилась… навязчивая такая, притягательная. И думаю – дай съезжу в Казахстан!
– Мелодия? – уточнил я.
– Ага. Притягательная такая, зовущая. Степи, кумыс, все такое…
Неужели все-таки Витезслав? Магия обычно незаметна для простого человека. Но магия вампиров – это что-то среднее между полноценной магией и очень сильным гипнозом. Она нуждается во взгляде, звуке, прикосновении – каком-то пусть самом крошечном контакте вампира и человека. И она оставляет след – ощущение взгляда, звука, прикосновения…
Старый вампир надул всех нас?
– Антон, – задумчиво сказал Лас. – А ведь ты не молоком торгуешь.
Я смолчал.
– Будь на мне что-нибудь, интересное ФСБ, я б уссался от страха, – продолжил Лас. – Только мне кажется, тут и ФСБ в пору испугаться.
– Давай не станем углубляться в этот вопрос? – предложил я. – Так будет лучше.
– Угу, – быстро согласился Лас. – Верно. Так что мне, выходить в Саратове?
– Выходи и вали домой, – кивнул я, вставая. – Спасибо за коньяк.
– Слушаюсь, – сказал Лас. – Всегда рад помочь.
Ерничает ли он – было непонятно. Видимо, у некоторых людей такая манера говорить получается автоматически.
Обменявшись с Ласом в меру торжественным рукопожатием, я вышел в коридор и двинулся в наш вагон.
Итак – Витезслав? Ай да умник… ай да проверенный сотрудник Инквизиции!
Меня распирал азарт. Ясное дело, усилившись до невообразимости, Витезслав способен маскироваться под кого угодно. Хоть под этого сопливого ребенка двух лет от роду, осторожно выглядывающего из своего купе. Хоть под толстую девицу с безвкусными огромными золотыми серьгами. Хоть под проводника, лебезящего перед Эдгаром, – да почему бы и нет?
Даже под самого Эдгара или Костю…
Я остановился, глядя на Инквизитора и вампира, стоящих в коридоре напротив нашего купе. А если и впрямь…
Нет, стоп. Это уже безумие. Все возможно, но не все случается. Я – это я, Эдгар – это Эдгар, Витезслав – это Витезслав. Иначе работать невозможно.
