– Хотите знать точно? Из-за недостойного поведения дочери он много времени провел дома. Но ведь нельзя же сидеть дома и проводить предвыборную кампанию.
Гирланд широко улыбнулся.
– Вот это действительно хорошая новость! Благодаря Джулии он не смог провести нормальную избирательную кампанию, не так ли? Значит, он не будет президентом?
– Я бы не сказал так, но, видимо, это уже случилось. Нельзя просидеть дома десять дней и оставить все без последствий.
– Так эта мелкая сволочь не станет президентом после всего этого?
– Это не ваше дело, Гирланд. Но это уже случилось.
Гирланд взял со стола Дорна сигарету, закурил и, удобно устроившись в кресле, обстоятельно изложил Дорну события последних дней.
Дорн слушал его молча, не прерывая и не задавая дополнительных вопросов. Даже когда Гирланд сообщил об убийстве Раснольда, Дорн сжал губы, но не прервал рапорт.
– Итак, когда эта девчонка буквально утопила меня в океане слез, – закончил Гирланд свое повествование, – я подумал, что наиболее гуманно и порядочно вернуть эти фильмы ей… Что я и сделал. Может быть, вы поступили бы иначе?
Некоторое время Дорн сидел молча, нахмурив брови и глядя на Марка.
– Но это никак не доказывает, что Шерман замешан в похищении дочери, – сказал он наконец.
– А я и не нуждаюсь в доказательствах. Ведь Шерман и Радниц два сапога пара… Джулия, надеюсь, не будет больше нарушать общественный порядок. А какой путь она выберет, это уж ее дело. В одном я твердо уверен, она обязательно сдержит свое слово.
Дорн немного расслабился.
– Но, надеюсь, вы понимаете, Гирланд, что раз я не смогу передать Шерману эти три фильма, он ничего вам не заплатит за проделанную работу.
– Я знал об этом, когда отдавал Джулии пленки, – Гирланд невесело улыбнулся. – Десять тысяч долларов я заработал и оставлю их себе. А в дальнейшем я не приму ни единого доллара от Шермана, даже если он на коленях будет умолять меня об этом. Тот, кто утверждал, что деньги не пахнут, определенно ошибался, ибо не знал Шермана. Я прекрасно знаю, что его деньги воняют.
Дорн безнадежно махнул рукой.
– Бывают такие моменты, когда вы абсолютно ничего не понимаете, Гирланд, – упрекнул он. – Мне всегда казалось, что деньги для вас все, и совершенно безразлично, откуда они и чем пахнут.
– Жизнь идет, и мы учимся понемногу, – с иронией сказал Гирланд. – Да, кстати, у меня есть новость и для вас. – И Гирланд сообщил Дорну, что, по всей видимости, Ковски вскоре впадет в немилость.
Дорн выслушал это и равнодушно покачал головой.
– Это не очень хорошая новость, Гирланд. Зная Ковски, я был бы гораздо более спокоен, если бы он сохранил свой пост. Но если на его место придет Малих, я бы не сказал, что буду спать спокойно.
Гирланд пожал плечами.
– Я, собственно, никогда не думал об этом. Но хочу обратить внимание на то, что это личная месть Малиха, а мне совершенно наплевать, как будут развиваться события. К тому же я больше не работаю на вас, так что вряд ли мне угрожает еще одна встреча с Малихом. Но я все же советую, на всякий случай, предупредить своих парней, а то в последнее время они настроены очень уж благодушно.
Дорн некоторое время задумчиво смотрел на Гирланда, потирая щеку.
– Откровенно говоря, мне хочется верить, что вы совсем не мечтаете уходить от нас, Гирланд. У меня как раз в производстве весьма любопытное дело в Танжере, словно специально созданное для вас, – проговорил он, подталкивая Марку досье, лежавшее на столе. – Весьма любопытное. Две женщины, к тому же очень красивые. Это как раз для вас…
Гирланд удивленно поднял брови.
– Да вы просто сирена-соблазнительница. Ну а как с деньгами?
– Раз это официальное задание, вам и заплатят по действующему официальному тарифу, – в голосе Дорна прозвучала ирония.
Гирланд встал с кресла.
– Нет, благодарю вас. В настоящий момент у меня имеется десять тысяч долларов, и я могу позволить себе роскошь некоторое время пожить спокойно. – Он помахал Дорну рукой. – Пока, Дорн. Но если у вас случайно вновь появится работа тысяч на десять, не меньше, я, может быть, и соглашусь. Я ведь всегда говорил, что мыслить надо широко. Воспользуйтесь моим советом.
С этими словами он вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Лицо его сразу просветлело, когда он заметил Мэвис Пол, сидящую за пишущей машинкой.
Она увидела его, покраснела, но тем не менее продолжала печатать.
– Ни слова приветствия? – упрекнул Гирланд, наклоняясь над столом и посылая девушке самую обольстительную из своих улыбок. – Ни малейшего возгласа радости и удовольствия?
Мэвис заколебалась и сделала ошибку в тексте. Она с укоризной посмотрела на него.
– Разве вам никто не говорил, что у вас глаза, как звезды, а рот специально создан для поцелуев? – продолжал Гирланд. – Я как-то прочитал нечто подобное в рекламе парфюмерной фирмы.
– Выход находится прямо за вами, справа, – произнесла Мэвис, правда, без прежней настойчивости.
– И все же, может быть, вы поужинаете со мной у Лассара: мягкая музыка, прекрасная пища, бархатные вина. Я как раз заработал кучу денег, и мне не терпится потратить их вместе с вами. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться в десять часов?
Мэвис внимательно посмотрела на него. Она подумала, что он выглядит просто блестяще. И с ним чудесно можно провести время. Она подумала о своей жизни, наполненной только заботой и одинокими вечерами.
– Спасибо… Да…
– Моя мать всегда внушала мне, что необходимо быть настойчивым и тогда всегда добьешься своей цели, – счастливо рассмеялся Гирланд. – Мы проведем с вами самый замечательный вечер в нашей жизни, это я вам обещаю. Итак, в десять у Лассара!
Она снова улыбнулась и застучала пальчиками по клавишам.
Гирланд подошел к двери. Едва он взялся за ручку, как машинка за его спиной замолкла. Он повернулся и удивленно уставился на девушку.
Ее глаза блеснули, и она вдруг спросила:
– У вас до сих пор бухарский ковер?
