Джованни щелкнул пальцами.
– Как мечта.
Он взял руку жены. Поцеловал.
– Но тут появилась прекрасная тосканская женщина. Которая отказывала мне, выгоняла, а я проклинал ее, молил, ухаживал, пока она не сжалилась надо мной. С ней я прожил на самом деле оды, сонеты и песни.
– Сколько лет вы женаты? – спросила Лайла.
– Двадцать шесть.
– И все равно песня.
– Да, каждый день. Иногда музыка немного фальшивит, но это всегда песня, которую стоит спеть.
«Самое лучшее описание прекрасного брака, которое я когда-либо слышала», – решила Лайла.
– Помните, нужно петь, – велела она Джули и Люку. – Синьор Бастоне, они вчера были помолвлены.
Джина захлопала в ладоши и с чисто женским любопытством стала изучать кольцо Джули.
Бастоне поднял бокал.
– Пусть ваша музыка будет сладостной. Салют!
Аш постепенно подвел беседу к нужной теме.
– Наверное, вам было бы интересно встретиться с Мирандой. И Лайла, и я нашли историю о вашем дедушке и партии в покер с Джонасом Мартином весьма занимательной.
– Они так и остались друзьями, хотя редко видели друг друга с тех пор, как мой дед вернулся домой и стал заниматься бизнесом. По словам деда, Джонас любил играть, но почти всегда проигрывал. Его называли…
– Неудачником Джонни? – подсказал Аш.
– Да-да.
– И проигрывал фамильные ценности? Это вошло у него в привычку?
– Бывало, как вы понимаете. Он был э… избалован. Молод и немного буен, так сказал дед. И добавил, что отец Мартина очень разозлился, когда узнал об этой ставке, но игра есть игра. Вы собираетесь писать о том времени?
– Я очень заинтересована, – кивнула Лайла. – Миранда не знала, что именно поставил Джонас, какое фамильное достояние было навеки потеряно. Не могли бы вы сказать мне, что это такое?
– Я могу сделать больше. Могу показать. Хотите посмотреть?
Сердце Лайлы заколотилось в горле. Она едва нашла в себе сил кивнуть.
– Очень.
– Пожалуйста, пойдем.
Он поднялся.
– Захватите вино. Мой дед любил путешествия и искусство. Он путешествовал по делам: то, что мы сейчас называем созданием сети.
Он повел их назад – по золотистым изразцам, под арками.
– Он искал предметы искусства, что-нибудь очень ценное, куда бы ни отправился. Это увлечение перешло к моему отцу, а от него – ко мне.
– У вас превосходная коллекция, – заметила Джули. – Вот это!
Она остановилась у портрета женщины, мечтательной и романтичной.
– Это ранний Умберто Боччони?
– Совершенно верно.
– И это.
Джули перешла к картине, написанной в глубоких, роскошных тонах. Лайла различила смутные силуэты людей.
– Одна из его поздних работ, когда он влился в течение итальянских футуристов. Обе великолепны. Мне нравится, что вы повесили их рядом, видна эволюция творчества, движение.
– Вижу, вы разбираетесь в искусстве.
Он взял ее за руку:
– У вас своя галерея.
– Я управляющий.
– Хороший управляющий все равно что владелец. Я надеюсь, вы хороший менеджер.
Когда они прошли через следующую арку, Джули остановилась как вкопанная.
Это, по мнению Лайлы, не могло быть гостиной. Слишком приниженный и ординарный термин. Салон – может быть. Но, скорее, галерея.
Здесь были стулья и диваны с пастельной обивкой. Столы. Шкафы, комоды от простых до вычурных, поблескивавших от времени. Маленький камин, обрамленный малахитом, был полон ярко-оранжевых лилий.
И повсюду царило искусство.
Картины, от выцветших икон до старых и современных мастеров. Скульптуры из гладкого мрамора, полированного дерева, необработанного камня стояли на пьедесталах и специальных столах.
Настоящие шедевры.
– О!
Джули прижала руку к груди.
– Мое сердце!
Бастоне хмыкнул и потянул ее за собой.
– Это еще одна песня, которую нужно спеть. Согласны, Аштон? И неважно, песня ли это горя или радости, любви или отчаяния, войны или безмятежности – она должна быть спета.
– Искусство требует этого. А тут у вас настоящая опера.
– Три поколения. Любители искусства, и ни одного художника среди нас. Так что нам суждено быть покровителями. Не созидателями.
– Есть искусство без покровителей. Но художник редко процветает без их великодушия и оценки.
– Я должен посмотреть ваши работы, когда приеду в Нью-Йорк. Я был заинтригован тем, что увидел в Интернете, а кое-какие картины вызвали у Джины вздох. Какую, дорогая, ты хотела получить?
– «Лес». На картине – деревья и женщины, и сначала кажется, что они зачарованы. Пленницы. Но потом, когда приглядишься, они…
Она смешалась, заговорила с Бастоне по-итальянски.
– Да-да, волшебницы, магия. Они и есть лес: это так мощно и… вы феминист. Это правильно?
– Да. Вы видели то, что видел я, а это большой комплимент.
– Вы можете ответить мне тем же, написав моих дочерей.
– Джина!
Но она отмахнулась от мужа.
– Джованни говорит, я не должна вас просить, но если не просишь, как получишь желаемое?
Она подмигнула Ашу.
– Мы поговорим.
– Но вы здесь, чтобы видеть выигрыш моего дела!
Он повел их к расписной витрине с полками из змеевика и коллекцией усыпанных драгоценными камнями и украшенных эмалями коробочек.
Он поднял одну.
– Чудесная вещь. Портсигар с цитрином с эмалью и в золоте. Дополненный сапфиром-кабошоном – в качестве кнопки, его открывающей. С инициалами мастера Фаберже Михаила Перхина. Большая потеря для Мартинов.
– Он прекрасен.
Лайла глянула в глаза Бастоне.
– И причина вражды между семьями. Поэтому моя жена не американка.
Он подмигнул Джине.
– Синьор Бастоне.
Лайла положила на его руку свою.
– Иногда нужно доверять людям.
Она слегка подвинулась, взглянула на Аша.
– Нужно доверять. Вы знаете человека по имени Николас Вазин?
Хотя лицо Бастоне оставалось бесстрастным, она почувствовала, как сжалась его рука. И увидела, как с лица Джины сошла краска.
– Имя мне незнакомо.
