– Пожертвовал бы в музей. Музей величайшего в мире города. Русские, возможно, начнут протестовать. Но вот документы, здесь. Проданы и проданы. Это великое искусство, исторические ценности. Они должны принадлежать всему миру.
Он снова поднял стакан и тут же резко поставил его.
– Вы же не собирались забрать их себе? Спрятать у себя под стеклом? Мистер Арчер, вы человек богатый. И можете позволить себе быть щедрым. Вы художник и должны понимать ценность искусства – как и то, что оно должно быть доступным.
– Меня можно не убеждать. Я хотел знать ваше мнение. Лайла?
– Да.
– О’кей. Видите ли, – Аш с выражением посмотрел на Киринова, – Оливер приобрел эти документы – и херувима.
– Простите… – Киринов привстал. – «И»? Вы хотели сказать – «на».
– «И», – повторил Аш, – приобрел и документы, и саму эту фигурку.
Киринов рухнул в кресло. Смертельно бледное лицо его в одно мгновение побагровело.
– Мой Бог. Мой Бог. Одно из утерянных императорских яиц – здесь? Умоляю, я должен…
– Не здесь. Оно в сейфе. Думаю, Оливер заключил с кем-то сделку, а потом пошел на попятную, желая получить больше. Из-за этого и нашел свою смерть. Или она его. Пытаясь помочь мне найти убийц, погиб и Винни. Это не просто охота за сокровищами.
– Понимаю. Минуту…
Он поднялся, подошел к окну, затем снова к столу – и снова к окну.
– Не могу унять сердце. Так колотится… Что мне сказал бы отец, человек, изучающий прошлое и не придающий значения игрушкам богатых? Что бы сказал он, признайся я, что участвовал в том, чтобы вернуть миру этот исторический экспонат?
Он наконец сел, медленно и осторожно, как дряхлый старик.
– Возможно, с моей стороны это глупо – вспоминать сейчас об отце.
– Нет, – покачала головой Лайла. – Нет. Нам необходимо знать, что родители нами гордятся.
– Я в долгу у него…
Киринов показал на свою майку.
– В большом долгу. За то, что занимаюсь игрушками богатых людей, воспринимая их как искусство и дело всей своей жизни. Винни…
Он осекся, прижал пальцы к глазам. Потом опустил руки и сцепил пальцы.
– Вы мне доверились. Я благодарен вам. И я ошеломлен.
– Винни вам доверял.
– Я сделаю для вас то, что сделал бы для него. Все, что смогу. Он думал о вас как о своем сыне, – повторил Киринов. – Поэтому я сделаю, что смогу. Вы его видели? Херувима? Держали в руках?
Аш молча достал телефон из кармана и показал ему снимки. Утерянный Фаберже!
– Боже. Боже. Это более чем изысканно. Насколько мне известно, это единственное подробное фото шедевра. Музей. Метрополитен. Оно не должно быть снова заперто и лежать в безвестности.
– Когда все закончится, оно не будет заперто. За эту фигурку убили двух членов моей семьи. Это не только шедевр, не только история, но и возможность нажиться. И есть второе яйцо. Я хочу отыскать его прежде, чем кто-то найдет. Но для этого нужно отыскать Антонио Бастоне или, вероятнее всего, его наследников. Если он жив, ему, должно быть, за девяносто, так что шансы невелики.
– Но велик шанс, что он снова продал его, или проиграл в покер, или подарил какой-нибудь женщине.
Лайла подняла руку.
– Не думаю, что сынки богачей – если он из таких – каждый день выигрывали в карты блестящие безделушки. И кто знает, что случилось с выигрышем? Но след все-таки есть, и это уже неплохо.
– Гарвардская юридическая школа. Тысяча девятьсот сорок шестой. Они могли быть однокурсниками. И может быть, Миранда Суонсон что-то знает об этой истории. Я могу выяснить, – решил Аш.
– Я тоже попытаюсь что-нибудь обнаружить. У меня есть работа, но она терпит. Я благодарен за то, что мне выпало стать частью истории.
Еще раз всмотревшись в снимки, Киринов вернул телефон Ашу.
Лайла поднялась и отошла.
– Но это нужно держать в строгом секрете, – предупредил Киринова Аш.
– Понятно. Даю вам слово.
– Даже от вашей семьи.
– Даже от нее, – согласился Киринов. – Я знаю коллекционеров, знаю и тех, кому больше известно. С их помощью я могу доискаться, кто может особенно интересоваться Фаберже или российским антиквариатом.
– Только будьте осторожны. Они уже убили троих и не задумаются убить снова.
– Мой бизнес – задавать вопросы и собирать информацию по коллекционерам и коллекциям. Я не буду спрашивать ничего, что может возбудить подозрения.
Лайла вернулась с тремя стопками и замерзшей бутылкой водки на подносе.
Киринов взглянул на нее враз помягчевшими глазами.
– Вы очень добры.
– Думаю, момент того требует.
Она разлила ледяную водку по стопкам, подняла свою:
– За Винни.
– За Винни, – пробормотал Киринов, прежде чем выпить.
– И еще один тост: за выносливость искусства. Как будет «cheers» по-русски, Алекси?
– За ваше здоровье.
– О’кей. За ваше здоровье.
– У вас хороший слух. За выносливость искусства, за наше здоровье и за успех.
Они чокнулись: три яркие ноты слились в одну.
И это, по мнению Лайлы, означало следующий этап.
18
На остаток дня Лайла забыла о работе и принялась эксплуатировать достижения технологии. Пока Аш звонил гарвардским знакомым, она пошарила в социальных сетях.
Может ли человек, если он еще жив – ему ведь почти сто! – иметь страничку в Фейсбуке? Если не он, то его потомки. Возможно, внук, названный в честь деда. Внучка – Антония? Пожалуй, стоит порыться в Гугле и Фейсбуке, используя то немногое, что они знают.
Плюс Джонас Мартин. А вдруг они до сих пор друзья?
Заметив, что Аш переминается в арочном проходе кухни, она подозвала его.
– Я не пишу. Пытаюсь что-то найти. Тебе повезло?
– Друг попросил у друга одолжения и доступа к ежегоднику Гарвардской юридической школы. С тысяча девятьсот сорок третьего по сорок пятый они не публиковались, но есть за сорок шестой. Без фотографий. Я намерен получить к нему доступ и, учитывая возраст Мартина, доступ к ежегодникам за два последующих года.
– Здорово.
– Я мог бы нанять частного детектива, чтобы он проделал всю эту работу.
– И лишить нас такой радости и удовольствия? Я брожу по Фейсбуку.
– Фейсбук?
– У тебя есть страничка в Фейсбуке, – напомнила она Ашу. – Я, кстати, только что послала тебе запрос на дружбу. Похоже, у тебя два друга: один личный и один в профессиональной сфере.
