– Они всегда съезжаются в связи с важными семейными событиями. Похороны, свадьбы, церемонии по случаю окончания университета, серьезная болезнь, рождение ребенка… Я не назвал бы дом отца Аша демилитаризованной зоной. Но чем-то весьма к тому близким.
– А что, бывают войны?
– Случаются. Иногда небольшие сражения. Но никаких глобальных конфликтов. На свадьбы собираются все. На последней мать невесты и отец подружки невесты подрались: вырванные волосы, исцарапанные лица, разорванная одежда, и зрители под конец были вынуждены окунуть их в пруд с карпами.
Люк вытянул ноги.
– У нас сохранилось видео.
– Ну и веселые же люди!
Лайла потянулась к крышке встроенного кулера и пошарила в нем.
– Кто-нибудь хочет имбирного эля?
Аш сидел в открытой беседке, увитой толстыми лозами глицинии. Нужно идти в дом, общаться со всеми, но хоть на несколько минут он может вдохнуть свежего воздуху? Побыть в покое?
Несмотря на размеры, дом казался душным, тесным и слишком шумным.
С того места, где он сидел, был виден изящный силуэт гостевого дома с многоцветным садом. Мать Оливера еще не выходила и заперлась вместе с невесткой, дочерью и теми, кого его отец шутливо называл стаей гусей.
Но это к лучшему, и у нее есть время искать утешения у этих женщин еще до похорон.
Он сделал все, чтобы обрисовать ей заупокойную церемонию. Только белые цветы, и казалось, их целые акры. Десятки белых стульев, расставленных рядами по длинному северному газону. Белая трибуна для ораторов. Выбранные ею снимки Оливера в белых рамках. Струнный квартет (Иисусе!), которому велено одеться в белое. Всех скорбящих просили одеться в черное.
Только волынщику было позволено одеться в цветное.
Он считал, и, к счастью, отец согласился, что матери необходимо дать все, что она хочет, если уж приходится планировать похороны своего ребенка.
Хотя он надеялся на небольшую церемонию, собралось больше трехсот гостей. Большинство членов семьи и несколько друзей прибыли еще вчера и теперь разошлись по всему дому с десятью спальнями, гостевому дому, дому у бассейна и саду.
Им нужно было поговорить, задать вопросы, на которые у него не было ответов, есть, спать, смеяться, плакать. Они всасывали каждую каплю воздуха.
Претерпев более тридцати шести часов всего этого, Аш только и мечтал что о своей мастерской, своем доме. И все же улыбнулся, когда его единокровная сестра Гизела, черноволосая красавица, вошла под тенистые плети. Села рядом и склонила голову ему на плечо.
– Я решила прогуляться, прежде чем сброшу Катрину с балкона Джульетты в бассейн. Но не уверена, что доброшу, так что прогулка показалась лучшей идеей. И нашла тебя.
– Гораздо лучшей. Что она сделала?
– Рыдала, рыдала, рыдала, рыдала. Она и Оливер почти не разговаривали, а когда открывали рты, то лишь для того, чтобы оскорбить друг друга.
– Может, поэтому она и плачет. Некого теперь оскорблять.
– Полагаю, им нравилось трепать друг другу нервы.
– Тяжко тебе пришлось.
Он обнял ее за плечи.
– Я любила его. Он был поганцем, но я его любила. И ты тоже.
– По-моему, я употребил это же слово, чтобы описать его кому-то. Он особенно любил тебя.
Гизела на секунду прижалась лицом к плечу Аша.
– Будь он проклят! Я так зла на него за то, что он умер!
– Знаю. Я тоже. Ты видела его мать?
– Заходила сегодня утром. Немного поговорила с Олимпией. Она опиралась на Энджи. И кто-то дал ей валиум. Она переживет. И все мы тоже. Но мне так будет его не хватать! Он всегда смешил меня. Выслушивал, а потом смешил. И мне нравилась Сейдж.
– Ты ее знала?
– Черт, да я их познакомила!
Гизела вытащила из нагрудного кармана платок и промокнула глаза.
– Я встретила ее в прошлом году в Париже, и мы сразу поладили. Когда возвращались в Нью-Йорк, вместе ходили на ланч. То есть я ела ланч. А она – листочек салата и ягодку. Половину ягодки.
Она ловко сложила платок, влажной стороной внутрь, и сунула его обратно, в нагрудный карман.
– Она пригласила меня на вечеринку, и я решила взять Оливера. Мне показалось, что они могут друг другу понравиться. Знаю, это глупо… и можешь мне не говорить, что это глупо…
Она вновь прижалась лицом к его плечу.
– …но теперь я жалею, что привела его. А может, если бы не это, оба были бы и сейчас живы?
Он нежно коснулся губами ее волос.
– Ты сказала, не нужно говорить, что это глупо, но приходится.
– Он впутался во что-то скверное, Аш. Наверняка. Кто-то убил его, значит, это было что-то скверное.
– Он что-то говорил тебе? О сделке? О клиенте?
– Нет. Когда я говорила с ним в последний раз, за несколько дней до его смерти… он позвонил мне. Сказал, что все классно, лучше некуда, и он скоро приедет ко мне. Я могла помочь ему найти квартиру в Париже. Он вроде бы даже хотел ее купить. Теперь этого никогда не будет… Но правда, было бы здорово, если бы все так вышло?
Она выпрямилась, смаргивая слезы.
– Ты знаешь больше, чем говоришь. Я не стану спрашивать, не уверена, что готова это слышать, но ты знаешь больше, чем говоришь нам. Я помогу, если сумею.
– Конечно, поможешь.
Он поцеловал ее в щеку.
– Если что, я позову тебя. А сейчас проверю цветы и волынки.
– А я загляну к Олимпии. Скоро прибудут гости.
Она поднялась вместе с ним.
– Пусть Боб тебе поможет. Боб – скала.
Верно. И он уже попросил Боба – брат со стороны матери – следить, чтобы некоторые не слишком напивались.
Не хотел, чтобы кто-то кончил свои дни в пруду с карпами.
Лайла решила, что «огороженная территория» – название чересчур военизированное и давящее на сознание. Да, высокие толстые стены, но камни поблескивают с царственным дружелюбием. Да, мрачные крепкие запертые ворота. Но с роскошным чугунным литьем и стилизованным «А» посередине. Очаровательный домик привратника утопает в тигровых лилиях.
Двое охранников в черных костюмах проверили их документы, прежде чем пропустить лимузин. Возможно, эта процедура соответствовала названию. Но не более того.
Высокие стройные деревья поднимались над бархатными газонами. Густые кусты, невиданные растения пестрели среди зелени вдоль прямой, как стрела, подъездной аллеи, ведущей к довольно громоздкому дому.
Он должен был производить гнетущее впечатление, но сливочно-желтый камень вносил светлую ноту, а форма – в виде буквы U – смягчала общий вид. Красивые балконы, острые крыши на каждом крыле добавляли очарования гостеприимства.
