Конечно, он вполне мог воспользоваться безбожным временем, но, похоже, Лайла не только проснулась, но и куда-то улизнула.
Не стоило больших усилий убедить ее, что жить в его доме куда более благоразумно, чем тесниться с Джули и Люком или перебраться в номер отеля, пока не начнется следующая работа.
Он вывел ее из себя, сказав, что любит и намерен добиваться ее любви. Но он не возражал. Лучше все сказать прямо, если такое возможно, конечно. И ей нужно к этому привыкнуть.
Он прекрасно понимал, что, услышав это, она чувствует себя не в своей тарелке. Он не возражал и против этого. И находил, что подобный подход к миллиону членов своей семьи обычно дает удовлетворительные результаты. Он не собирался давить на нее – не стоит спешить. Цель, которая стоит достижения, требует определенной стратегии и тактики.
А женщина, женщина, которой стоит добиваться, – тоже требует того же.
Ему нужно спланировать и то, и другое, но самое важное – защитить ее. Для того чтобы защитить ее, нужно остановить Джей Маддок и Николаса Вазина.
Ключ к достижению этой цели – в старых конюшнях фамильного поместья.
Поскольку спать расхотелось, ему требуется найти две вещи: Лайлу и кофе.
Он спустился вниз, услышал музыку. Нет, пение! Лайла поет… поет?
Он озадаченно растер руками лицо.
Дождь и ветер и… «Едем по растекшимся лужам… Хлещи»!
Она на кухне, поет «Хлещи»! Посреди ночи – и к тому же прекрасным голосом!
Но почему кто-то способен петь о перегоне скота в половине пятого утра?
Он вошел, когда Лайла продолжала гнать скот. Она сидела на кухонной стойке в коротком тонком халатике с рисунком. Голые ноги болтались в такт песне. Ногти на пальцах были выкрашены в лазурный цвет, волосы она свернула в небрежный узел.
Он решил, что даже без кофе будет абсолютно доволен находить ее в таком виде каждое утро до конца жизни.
– Что ты делаешь?
Она аж подскочила и спрятала за спину набор инструментов, который сжимала в руке.
– Нет, я куплю тебе ошейник с колокольчиком! Я видела какой-то странный сон: мой отец в парадном мундире требовал, чтобы я научилась ловить на муху. Поэтому мы стояли по колено в быстром ручье, и рыба была…
Она помахала рукой вверх-вниз, показывая, что рыба просто выпрыгивала из воды.
– Но рыба оказалась мультяшной, что только добавило сну сумятицы. Одна курила сигару.
Он молча смотрел на нее.
– Что?!
– То, что я сказала. Мой па часто смотрел старые вестерны, на какой-то базе Старого Запада. Теперь «Хлещи!» застряло у меня в голове, потому что пришлось учиться ловить на муху. Помоги мне.
– У меня есть «Хлещи!».
Он никак не мог понять, насколько далеко зашел ее сон.
– Что ты делаешь с этими инструментами в половине пятого утра?
– Дверцы шкафчиков слегка разболтались, а такие вещи сводят меня с ума. Так что я завинчивала винтики. А дверь кладовой немного скрипит – или скрипела. Я не смогла найти в твоей кладовой аэрозоль, поэтому пришлось взять мой. Невозможно жить без аэрозоля и скотча. И суперклея.
– Я запомню.
– Серьезно. Я однажды написала производителям аэрозоля, чтобы поблагодарить их за то, что выпустили дорожный размер. Я всегда ношу такой в сумочке, потому что ты до этого не додумаешься.
Он подошел и уперся ладонями в стойку по сторонам ее бедер.
– Сейчас половина пятого утра.
– Я не могла спать. Все проклятая смена часовых поясов и мультяшная рыба. И я не могу работать, потому что после полета у меня мозги на место не встали. Поэтому немного занялась домом. Считай это платой за проживание.
– Я не требовал платы.
– А я так не могу. Так я чувствую себя лучше. Я делаю то же самое для Джули.
– Прекрасно.
Он подхватил ее, поднял и поставил на пол.
– Я еще не закончила.
– Ты мешаешь мне раздобыть кофе.
– О! Я уже выпила две чашки. Так что я несколько взбудоражена.
– В самом деле?
Он проверил уровень зерен в кофемашине и увидел, что она их и впрямь досыпала.
– Я не заметил.
– А кстати, ты не собирался выкрасить вон ту ванную? Я все думаю о прекрасных старых зданиях и древних стенах Флоренции. Есть такая техника, при которой штукатурка выглядит старой. Прекрасный фон для картин. Думаю, я сумею это сделать – да и пространство достаточно маленькое, на случай, если я все испорчу.
Он продолжал молча смотреть на нее, пока машина молола и варила кофе. От «Хлещи!» – до покраски ванной. Надо же!
Почему кофе так долго варится?
– Сейчас середина ночи, а у тебя в голове покраска ванной… С чего бы?
– Стечение ряда причин. Я в основном закончила книгу, следующая работа начнется только почти через две недели, и я выпила две чашки кофе. И если я не займусь сейчас чем-нибудь более-менее продуктивным, то обуздать перевозбуждение мне будет еще труднее.
– А загрузка мозгов, как обхитрить наемного киллера и ее помешанного босса – не спасет?
Она старалась не думать об этом.
– Мои занятия помогают мне осознать тот факт, что я знаю убийцу достаточно хорошо, чтобы вмазать ей по физиономии. Это второй раз в жизни я ударила кого-то в лицо.
– А в первый? Кто это был?
– О, Трент Вэнс. Нам было по тринадцать. Я думала, он мне нравится, пока он не притиснул меня к дереву и не схватил за грудь. У меня, в общем, и грудей-то не было. Но все же… он только… Поэтому я ему врезала.
Аш позволил еще не одурманенному кофеином мозгу впитать картину.
– Удары в обоих случаях были абсолютно оправданны.
– Ты сказал это так, словно тоже бил людей по лицу. И все же согласна. Так или иначе, если я чем-то займу себя, то смогу ясно думать о том, что мы могли бы сделать, должны бы сделать или не должны.
– И покраска ванной нам в этом поможет?
– Возможно.
– Давай!
Он одним глотком опрокинул в себя кофе, поблагодарил бога.
– Правда?
– Ты будешь смотреть на нее и любоваться ею так же часто, как я, а возможно, и чаще, поскольку будешь жить здесь между работами.
– Я никогда не говорила, что буду…
– Сосредоточься на ванной, – перебил он ее. – И мы оба увидим, что чувствуем насчет этого.
– А в промежутке?
– А в промежутке, поскольку копы не дали нам никакой информации, я собираюсь связаться непосредственно с Вазиным.
