— Что вы делаете? — удивился Дедушка Зеев.
— Сейчас поймешь! — сказали ему родители.
И они насыпали на дно телеги толстый слой хорошей земли и добавили к ней немного коровьего навоза.
— Но что вы делаете? — опять спросил Дедушка Зеев.
— Сейчас поймешь, — сказали ему родители.
И они взяли мотыгу, и вилы, и кирку и выкопали глубокий ров вокруг шелковицы.
— Что вы делаете? — испугался Дедушка Зеев.
— Сейчас поймешь, — сказали родители.
Они поставили над деревом треногу из больших и толстых палок, и привязали на верху треноги железное колесо, и перебросили через него очень крепкую веревку.
— А сейчас, — сказали они Дедушке Зееву, — пойди и приведи сюда нашего Могучего Быка, на котором мы пашем в нашем поле.
6
Родители Дедушки Зеева взялись за веревку и привязали один ее конец к рогам Могучего Быка, а другой конец они привязали к стволу шелковицы, а потом они сказали:
— Ну, Могучий Бык, покажи, на что ты способен! Вперед, только с умом и осторожно.
— Зачем это? — поразился Дедушка Зеев.
— Сейчас увидишь, — сказали ему родители, а также Могучий Бык и дерево шелковица.
И Могучий Бык сильно напрягся, и крепкая веревка сильно натянулась, и железное колесо сильно заскрипело, и шелковица медленно-медленно поднялась в воздух вместе с огромным комом земли, который окружал и защищал ее корни.
И тут Дедушка Зеев очень испугался и закричал:
— Медленней, медленней, осторожней! Чтобы с моим деревом ничего не случилось!
Но дерево воскликнуло:
— Не медленней, а, наоборот, быстрее! Ты думаешь, это так уж приятно — висеть в воздухе и чтобы все твои корни были снаружи?!
7
Мама и папа велели Могучему Быку поднять дерево еще немного повыше, а потом направили шелковицу точно в центр телеги, и добавили туда земли, чтобы она покрыла все корни, и стали поливать ее до тех пор, пока из телеги не начала отовсюду капать вода и дерево само сказало:
— Хватит, мне уже довольно, мне хорошо!
— Теперь ты понимаешь, Дедушка Зеев? — спросили папа и мама. — Завтра тебе уже не придется расставаться со своим любимым деревом.
Ты поедешь вместе с ним на телеге в школу.
8
Наутро Дедушка Зеев сам запряг Могучего Быка в телегу, влез в нее и сел рядом с деревом, потом взял в руки вожжи и сказал маме и папе:
— Привет, родители, я поехал.
А Могучему Быку крикнул:
— Вперед!
И Могучий Бык потянул, и телега выехала со двора на улицу.
На улице было много детей, все на пути в школу.
Этот ехал на осле, а тот на велосипеде, этот шел пешком, а того несли на плечах, одни шли медленно, а другие быстро, а Дедушка Зеев ехал в телеге, запряженной Могучим Быком, и в ней росло настоящее живое дерево.
9
Когда они въехали во двор школы, Дедушка Зеев остановил телегу прямо напротив окна своей классной комнаты, а потом вошел в класс и сел у окна прямо напротив своей шелковицы.
Целый день он учил стихи и песни, и рассказы, и цифры, и буквы, и знаки препинания, а также «плюсы» и «минусы», и весь день он был хорошим и внимательным учеником.
Но когда учитель не видел, он улыбался в окно своему дереву, а когда Могучий Бык закрывал глаза и зевал от скуки, потому что быки скучают больше, чем все остальные животные и люди, он протягивал руку в окно, и гладил его по носу, и шептал ему:
— Не спи, Могучий Бык, учись вместе со мной, потому что учиться — это очень важно.
10
На большой перемене поел Дедушка Зеев питу с сыром и маслинами, потому что именно это он любил есть, а Могучему Быку он дал сена, потому что это то, что любят есть большие быки.
А тот навоз, что Могучий Бык произвел, когда поел, он спрятал в земле под своим деревом, потому что это то, что любят есть деревья.
А после уроков Дедушка Зеев опять взобрался на свою телегу, сел под своим деревом, сказал Могучему Быку:
— Вперед! — и вернулся домой.
11
Так у них тепёрь проходили день за днем: Дедушка Зеев учился, не давая себе лениться, шелковица росла и давала плоды и тень, а Могучий Бык от многих чесаний носа и охапок сена вырос так, что превратился из Могучего в Громадного, и не просто Громадного, а Громаднейшего из Громадных, и больше не засыпал на уроках, а слушал учителей, и выучил все буквы, и знал все цифры, и стал быком Дедушки Зеева, и Дедушка Зеев любил его больше всех остальных быков.
Глава девятая
— Я вспоминаю: летний вечер, развороченная постель, его левая рука под моей головой, а правая обнимает меня, или наоборот, решите сами, какое наоборот вы выберете, и я читаю ему стихотворение Бялика «Возьми меня под свои крылья». Вам смешно? Это было у нас что-то вроде обычая. Эйтан многое пропустил в школе, и я помогала ему залатать дыры. Я читала ему, показывала репродукции знаменитых картин, а с этим Бяликом вообще произошла смешная история. Эйтан, который школьником удирал со всех уроков литературы, вдруг загорелся этим стихотворением, особенно двумя словами: «Будь мне». Это интересно, и это я говорю вам как учительница, интересно, какая мелочь может увлечь человека, у которого никогда не было никакого интереса ни к искусству, ни к литературе, ни к поэзии. Но почему-то именно эту пару слов, самых поэтичных и, честно сказать, самых туманных в этом стихотворении, он воспринял с пылким энтузиазмом.
— Что, оно так и было написано, когда нам преподавали этого Бялика в школе? — спросил он.
— Да.
— Не может быть. Это ты сейчас добавила.
Наши уроки литературы проходили в кровати, естественно. «Мы двое, ты и я, — говорил он, — зе ту оф ас, две голые в кровати и с Бяликом притом». Но я читала ему и других поэтов. «Этот Альтерман мне нравится, — говорил он. — У него часто появляется буква „э“. И с Ионой Волох я тоже встретился бы с удовольствием». Но что до Бялика и его «будь мне», то именно к этому выражению Эйтан почему-то прилип и именно его он себе присвоил и начал употреблять по любому поводу и в любом смысле. Вместо «скажи мне», или «обними, поцелуй, погладь, коснись меня» он говорил «будь мне». Я не уверена, что Бялик имел в виду именно это, но в нашем обиходе «будь мне» стало означать — сделай мне приятно и хорошо, на сердце, в душе и в теле. Будь мне. Увлеки меня, укачай меня или свяжи меня, и вообще — делай со мной все, что твоей душе угодно. Покажи, что ты любишь меня, что ты понимаешь мою любовь, и объясни, только объясни медленно и точно, как именно ты ее понимаешь. И еще — что у нас есть наше «вместе», наше «друг для друга», не просто мужчина для себя и женщина для себя, но именно «ты будь мне» и «я буду тебе», и не только в повелительном наклонении и в будущем времени, но и в настоящем: «я есть тебе, ты есть мне». «Кстати, слово „любовь“, — удивил он меня однажды, — нужно писать: „л-ю-б-о-г“. Это ближе к Всевышнему». Ага, я уже вижу по вашим глазам, что кое-что проникает даже сквозь ваши гендерные заборчики! Я опытная учительница, уж я-то знаю, как понимание отражается в глазах…
